Дорога ветров

– Ах, что за прелесть! – восхитилась Хильди, поглаживая Либби Бражку, пока Йинен отматывал кусок бечевки. – Мне всегда хотелось такую, но нам не разрешали покупать что-то на лотках. Эти ягоды шиповника! Откуда она у тебя?

– Пока я был в бегах, – ответил Митт, – мне ее на счастье подарила одна торговка.

– Ты хочешь сказать – она знала, что ты в бегах? – Хильди неохотно отдала Либби Бражку брату, чтобы тот смог привязать ее позади румпеля.

– Нет. – Митт посмотрел на плавно вздымающийся горизонт. Ему хотелось, чтобы эта дуреха поняла, каково в Холанде живется таким, как он. – Она узнала, что я в бегах сразу же после этого. Пришли солдаты и стали обо мне спрашивать. Торговка подарила мне Либби Бражку, чтобы меня подбодрить: видишь ли, лицо у меня было вытянутое, словно канава на Флейте: я ведь не знал, куда мне податься и что делать. А потом, когда солдаты спросили ее, ей пришлось сказать, что видела меня. Она не посмела это скрыть. Таковы люди. У вас все по-другому.

Йинен обдумывал услышанное, пока тщательно привязывал восковую фигурку.

– Мы ведь сейчас тоже в бегах в каком-то смысле. Почему у нас все по-другому? Если какой-нибудь рыбак увидит «Дорогу ветров», то расскажет об этом. И меня это ничуть не расстраивает.

Йинен упустил главное. Митт подумал о Мильде, Хобине и малышках и обо всех прибрежных жителях, которым нравилось, как он продает рыбу, о десятках людей, которых он больше никогда не увидит… Подумал – и так разозлился на Йинена, что ему захотелось спихнуть богатенького мальчишку в море.

– Но вы ведь не поставили себя вне закона, так?

– Нет, поставили, но по-другому, – возразила Хильди.

Ей тоже показалось, что Йинен упустил главное. Она решила – загладить это можно, только убедив Митта в том, что и у них есть свои трудности. Девочка рассказала ему об их притворном бегстве при помощи разорванного покрывала, а потом – о настоящем, с пирогами. Митт едва удержался от ухмылки. Для них все это было игрой.

А вот Йинен вовсе не считал, будто что-то упустил. Он с восторгом смотрел на Либби Бражку, которая уже блестела от мелких водяных брызг, и с гордостью – на Старину Аммета, поднимавшегося и опускавшегося на бушприте, и обдумывал все, что узнал от Митта. Но что-то не складывалось как надо, и ему захотелось понять, в чем дело.

– Послушай, – сказал он. – Ты ведь должен был осознавать, что тебе придется пуститься в бега и каково тебе будет после того, как ты бросишь бомбу. Разве ты не строил никаких планов бегства?

– Что, просто стоял и ждал, пока взорвешься? – присоединилась к нему Хильди, вспомнив странное поведение Митта на берегу.

Митт устремил взгляд на вздымающийся и опадающий горизонт. Он решил, что ему следует все рассказать попутчикам, раз уж они поведали ему о своем глупом побеге с пирогами. Однако в истории Хильди была какая-то странность – что-то не совсем складное. Митт ощущал это так же ясно, как, похоже, это чувствовал в отношении его Йинен.

– Планы были, их составили «Вольные холандцы», – объяснил он. – Но я не слушал их, потому что собирался дать себя поймать. Я хотел убить Хадда, а уже после ареста сказать, что меня подучили «Вольные холандцы». Так я отомстил бы за донос на моего отца. Это ведь они его выдали! Я планировал это полжизни. Можно сказать, что моя мать растила меня для этого. А потом ваш отец взял и за полсекунды все испортил. Вот почему я там застыл – из-за того, что все пошло прахом!

Йинен и Хильди молчали. Митта не удивило то, что он их ошеломил. Он оторвал взгляд от горизонта и заметил, как они переглянулись – не потрясенно, а очень недоуменно.

– Все пошло прахом! – зло, напористо повторил он. – Я три года собирал порох. Мы с матерью строили планы целых пять лет. А потом ваш отец, вместо того чтобы хватать меня, пинком отшвыривает бомбу! Я бегу прямо на этих дурней-солдат, а они меня упускают! И что мне было делать потом? Идти к дворцовым воротам и кричать: «Вот он я!»?

– Дело не в этом, – отозвался Йинен. – Ты говоришь, что все доносят из-за того, что им страшно. И я тебе верю. Но тогда почему ты винишь за донос «Вольных холандцев» и не винишь ту женщину, которая подарила тебе Либби Бражку?

– Она ведь не была мне другом, так? – резковато бросил Митт.

Наступило новое молчание, полное удивления и неловкости.

Его нарушало только поскрипывание снастей яхты под ветром, который, похоже, слабел. Хильди и Йинен снова переглянулись. Оба думали о сыне графа Ханнартского и пытались решить, как высказать свои мысли.

– Мне трудно судить о том, какой должна быть мать, поскольку я свою маму не помню, – осторожно проговорила Хильди. – Но…

Она замолчала и растерянно посмотрела на Йинена.

– Но ведь ты же знал, – выпалил Йинен, – и твоя мать знала, что случается с теми, кого арестовывают за такие вещи? Что ты слышал про моего дядю Харчада?

Лицо Харчада и тот жуткий страх, который вселился в Митта при виде его, теперь соединились в его подсознании с кошмаром о Кандене, ковыляющем к двери. Его кожа под курткой покрылась мурашками. Но он не собирался признаваться ребятам в том, что он чувствует.

– Кое-что.