Дорога войны

– А ты подумай, – внушительно сказал Сергий. – Вот если бы Траян поступил, как Децебал с Мезией, – то есть пограбил, пожег бы и ушел с добычей, – тогда бы я первым тебя поддержал. Тогда бы стоило римлянам объявлять войну – было бы за что! Но посмотри – легионеры строят дороги. Города Дакии одеваются в камень. К Сармизегетузе прокладывают акведук с первым водопроводом. Видишь, что получается? Траян просто выгнал неспособных правителей и распорядился Дакией по-своему. И я его в этом поддерживаю. Правда, есть тут один момент. – Роксолан задумался. – Не знаю, служил бы я Траяну. Нет, наверно, не служил бы. Не по мне война! Хотя и Траян мне чем-то симпатичен. Слыхал, как он с доносчиками поступил? У прежнего-то императора, который до Траяна правил, были сотни платных доносчиков. Представляешь? Доносили на всех, еще и деньги за это получали! А Траян – вояка, он честный был и прямой. Короче, приказал он всех тех стукачей собрать, посадить на дырявые баржи и в море вывезти! Там они пузыри и пустили. А эти, алименты? Ты в курсе, что Траян приказал мальчикам-сиротам по шестнадцать сестерциев в месяц выплачивать? И девочкам тоже платят, поменьше только. А этих денег даже взрослому хватит на питание, если не жировать особо. Вот тебе и Траян, захватчик-поработитель! Но все равно, с Адрианом как-то лучше, что ли. Он за мир во всем мире, – улыбнулся Лобанов, – такому императору я готов помогать. Понял?

Сирм кивнул в третий раз и вздохнул.

– И чего же ты хочешь от меня, римлянин? – задал он главный вопрос.

– Покажи нам дорогу на Когайнон, – медленно и спокойно проговорил Сергий, – и открой тайну сокровищ Децебала. Мы возьмем золото и дадим тебе свободу.

– Так уж и свободу? – усомнился Сирм.

– А к чему нам твоя жизнь или твоя смерть? – по-прежнему спокойно сказал Лобанов. – Лично мне ты ничего плохого не сделал.

Жрец задумчиво пожевал губами и сказал:

– Хорошо. Я отведу вас к золоту.

– Когда? – спросил Сергий, стараясь сохранить безразличное выражение лица.

– Завтра пойдет снег. Ближе к вечеру возьмете лошадей – на себя и на меня.

– И на меня! – шепотом вставил Гай Антоний.

– …И на него, и ждите у западной стены, где кузни. Там есть особые военные ворота, они замазаны глиной с обеих сторон. Их откроют только один раз, когда враг осадит городище Тарба и надо будет нанести удар. Или для того, чтобы погулять по тылам неприятеля. Мы воспользуемся этими воротами – и скроемся незаметно.

Внезапно из коридора донесся шум, и Гай подскочил на месте.

– Уходи! – прошипел он Сергию, тыча пальцем в потолок. – Через крышу! И через конюшню!

Лобанов подхватился и подпрыгнул, хватаясь за стропило, черное и скользкое от сажи. Повис на одной руке, другой раздвигая снопы камыша, и подтянулся рывком, высовываясь наружу, в холод и темноту. Взбрыкнув ногами, он перевесился и мягко повалился в сугроб. Вроде тихо. Сергий вскочил и по стенке, по стенке двинулся вдоль конюшни, пока не скользнул в сырое тепло. Лошади зафыркали, но ласковый голос Лобанова успокоил животных.

Приоткрыв ворота, Сергий проскользнул наружу и растворился в ночи, полный перспектив – сияющих или, как минимум, блестящих.

Снег шел не густо, но он падал и падал, пряча под белым покрывалом постыдную грязь. Закат был почти не виден за снежной мутью, пылание уходящего солнца слегка разбавило багрянцем непроглядную белесину – и угасло. Настала ночь. Пришла пора.

Четверо преторианцев и Тзана собрались загодя, с утра подкармливая коней верховых, вьючных и запасных. Отужинав в последний раз под войлочным сводом юрты Равсимода, пятерка переглянулась, и Лобанов тихо скомандовал:

– Выходим!

– Начинаем отступление, – перевел по-своему Эдик, но серьезно, не шутя.

Застоявшиеся кони охотно покинули стойла. Снег их не порадовал, но ветра не было, а мириады падающих ледяных звездочек скрадывали шаги, глушили звуки отдаленные и близкие. Волею небес мир погружался в тишину и покой.

– К кузням будет ближе, если мимо кладбища, – дал совет Гефестай.

– Какого? – спросил Сергий. – Сарматского?

– Нет, того, где даков с гетами хоронят. Сейчас. Вот сюда!

Кушан провел друзей узким ходом мимо глинобитных хижин, где жались к огню местные жители, терпеливо, тупо пережидая холода.

Обогнув храм Замолксиса и небольшой погост, кавалькада выбралась к кузням. Кузни стояли в ряд, примыкая вплотную к крепостной стене, если можно таковой называть плетеный тын, обмазанный глиной. Не все кузнецы затушили горны, в паре мест продолжался звонкий перестук молотов. Жар нагонялся великий, и двери были распахнуты настежь, далеко вытягивая красные отсветы.

Глухой свист прозвучал из темноты, подзывая, и Сергий поворотил саурана влево, под длинный навес, где были сложены деревянные формы для выделки кирпича, – и как их только не растащили? Дерево в степи – ценность.

Гай Антоний и Сирм стояли в тени, ежась и переминаясь.

– Коней привели? – негромко спросил Сирм.

– А как же. Садись! Помочь, может?

– Я помогу, – вызвался легат.

Кряхтя, Сирм устроился верхом, выдохнул.

– Дождемся, когда стража проедет мимо, – сказал он.