Дорога войны

– Ладно, – кивнул Лобанов. Подумал и добавил: – Может, откроешь мне хоть часть своей тайны? Для укрепления доверия?

Усмешка первосвященника была не видна, но голос ее выдавал:

– Тайну ему. Ладно. Вы как в степь выходили с гор? Не мимо Золтеса?

– Угадал.

– Так по тому ущелью ручей стекает. А если двигаться мимо гор на юг, увидишь еще одно ущелье. Еще южнее будет третье. Вот по нему надо подняться, углубиться, а когда стены расступятся, выйдешь прямо к горе. Она невысока и напоминает муравейник. Это и есть Когайнон. Ну а насчет того, где на ней запрятаны сокровища, я пока умолчу.

– Ну хоть что-то, – пожал плечами Сергий.

– Идут! – приглушенно сказала Тзана.

По наружной стене заплясали желтые и красные отсветы, расплывающиеся в снежном мельтешении. Не торопясь, выехали трое ночных стражей, вооруженные копьями. В левой руке каждый держал факел. Лениво переговариваясь, стражники проследовали мимо, их кони ступали, низко опустив головы, будто спали на ходу.

Дождавшись, пока стража отъедет подальше, Сирм пришпорил своего коня и быстро пересек открытое пространство. Заехав в тупик между двумя глинобитными хижинами с провалившейся крышей, жрец указал на стену:

– Это здесь. Открывайте! Режьте ремни посередке и толкайте створки наружу!

Гефестай спешился, подошел к стене. Две плетеные створки покрывал толстый слой глины, а висели они на воротных столбах, прикрученные ремнями толстой кожи.

Сковырнув пласт мерзлой глины, сын Ярная перепилил мечом сухие ремни, высохшие и задубевшие.

– Как дерево… – пыхтел он.

Дорезав, Гефестай поднатужился и толкнул створки. Те скрипнули и качнулись, обсыпая снег и комки глины.

– Геракла б сюда… – прошипел Эдик.

– Что мне твой Геракл… – прокряхтел кушан. – Я того Геракла… одной левой.

Под напором сына Ярная ворота жалобно заскрипели, затрещали кожаными петлями – и приоткрылись шага на два.

– Вперед! – бросил гордый Гефестай, забравшись в седло.

Но вперед не получилось. Неожиданно вернулась ночная стража, а из-за распахнутых створок выскочили десятки пельтастов без щитов, но с факелами. В их трепещущем свете набежали стрелки, натягивая тугие луки, а потом из темноты выехали двое верховых – Луций Эльвий и Оролес.

Нервы у Сирма не выдержали, жрец не готов был к поражению. Заверещав, первосвященник бросил коня в атаку, прямо на Оролеса, хотя из оружия имел лишь ненависть. Тренькнула стрела и пробила сердце Сирма, в котором уживались любовь к богам и безразличие к смертным.

Сирм уронил поводья и кувырнулся в снег.

– Кабиры-ы… – промычал он напоследок, и душа рассталась с телом.

– Какая сволочь стреляла?! – взревел Оролес. Луций молча указал на провинившегося лучника, и длинный меч царя отхватил тому голову.

– Что это значит, Оролес? – холодно спросил Сергий.

– Вот наглец! – восхитился Луций и обернулся к Оролесу: – Ты позволишь, царь?

Сын Москона хмуро кивнул, не сводя глаз со скорченного тельца Сирма сына Мукапиуса.

– Так вот, дорогие мои, – с торжеством продолжил Эльвий. – Ни в какой поход я даже не собирался, а залег и слушал, как вы там всё планировали. Кстати, Гай, это я храпел, помнишь?

– А Публий? – пролепетал легат.

– Ти-хо! – вскинул руку Луций. «Гвардейцы» Оролеса притихли.

– Слышишь?

Издалека донесся протяжный вой. Не волчий и не собачий – человечий, исполненный муки.

– Это Публий так воет, – весело сказал Луций, – мы его распяли! Прямо на Волчьих воротах, с внутренней стороны. А тебя, Сергий, распнем с наружной!

Лобанов повернул голову к Оролесу.

– В чем дело, царь? – резко спросил Сергий. – Что за глупые шутки? В чем мы провинились, почему тебе в голову взбрело облаву на нас устраивать?

– Вы едва не сволокли Сирма! – ответил Оролес.

– Ну и что? Тебе-то какое дело? Между прочим, твой сотник целый месяц прятал Сирма! Вот и распни его с наружной стороны Волчьих ворот, он это заслужил!

– Я не прятал! – заорал Луций. – Это Публий!

– Что ты брешешь?! – завопил Эдик. – Ты что, не знал, на кого Публий собирался наместника менять? Всё ты прекрасно знал!

Оролес поднял руку, и крики смолкли. «Гвардейцы» тоже притихли.

– Мне плевать, кто был виноват вчера, – проговорил сын Москона лязгающим голосом. – Я живу сегодня и сужу сейчас! Завтра вас всех казнят, – объявил он приговор преторианцам и крикнул: – Нептомар! Куда девать Сирма?

– Первосвященник должен провести эту ночь в андреоне, – донесся голос из темноты. – Пусть эти пятеро переночуют с ним вместе, а утром они уйдут следом за сыном Мукапиуса, будут прислуживать ему в садах Замолксиса.

– Стража! – рявкнул Оролес.

– Так ты уже отказываешься от золота, Оролес? – возвысил голос Сергий, чувствуя, как колотится сердце.

– Сирм мертв! – прорычал Оролес.

– А мы живы! – ухмыльнулся Лобанов. Царь так и вперился в него грозным взглядом.

– Ты хочешь сказать, римлянин, – прогремел он, – что Сирм открыл тебе тайну золота?

– Я проведу тебя к горе Когайнон, – четко и ясно проговорил Роксолан, – если ты поделишься с нами.

– Поделюсь с вами?! – Обрадованный Оролес не выдержал и рассмеялся. – По справедливости, да?

В толпе «гвардейцев» послышались смешки.