Она закрыла глаза и замерла в напряжении.
– Ба?
Она расслабилась, открыла глаза.
– Ты в порядке?
– Каким он был? – спросила бабушка. – Твой отец.
Внезапно я представил его – он медленно, тихо шёл. По лесу. Улыбался, дурачился. Смешил маму.
– Он был просто папой, – сказал я.
Я положил фотографии обратно в конверт и протянул его бабушке.
– Оставь себе, – сказала она.
– Но они твои.
– Оставь себе.
– Они твои, – я вытянул руку с конвертом.
Она не приняла конверт. Я положил его себе на колени и снова вынул фотографии. Та со свадьбы: мама и папа, а вокруг их друзья, кучно и жарко, будто именно в этот момент они прекратили танцевать.
Я засунул остальные фото в конверт. В одной руке я держал фотографию со свадьбы, второй снова протянул конверт бабушке. Она взяла его. Наши руки соприкоснулись. Её кожа была очень мягкой.
Глава 38. Огонь
Закат. Январь. Мёртвое сердце года. Скелеты чёрных деревьев тянутся к небу. Я закутался в куртку, развожу огонь.
Через деревья перед домом пробивается последний бледный свет с запада. Шипят резаные овощи на сковородке, доносится их сочный запах.
– Как работа сегодня? – спросил я, войдя в кухню.
– Нормально, – ответила бабушка, моя руки. Она не любила говорить о работе. – А у тебя как?
– Нормально.
Бабушка пустила меня к раковине, встала рядом. С её вытянутых рук капала вода, она мечтательно наклонила голову.
– О чём ты думаешь? – спросил я.
– Просто устала.
Она вышла из кухни, села на табурет около телефона под лестницей, сняла фиолетовые мартинсы и поднялась. Хлопнула дверь ванной. Она включила душ, пробудив ото сна бойлер. Она забыла свой чай. Я помешал овощи, поглядывая в окна.
Говорят, в сумерках можно не заметить волка даже стоя от него в десяти ярдах и глядя прямо на него.
Я закрыл сковородку крышкой, открыл заднюю дверь и прямо в носках вышел на край лужайки. С горы падала белая вода. Вода вытекала по трубе из ванной.
Я засмотрел темноту до дыр.
Ничего.
Я вернулся в кухню. По подъездной дорожке ехала машина. Я пошёл в гостиную чтобы посмотреть, кто это.
Это была чёрная машина Дэнни Скотта.
Я отошёл от окна и поспешил к телефону под лестницей. Положил палец на девятку.
Полиция не успеет вовремя.
На кухне, на разделочной доске лежал нож для овощей. Я вспомнил ночь ножа, оставил его на месте и вернулся в гостиную.
Машина всё ещё была там, низкая, чёрная, она урчала в темноте.
Включились фары, осветили деревья. Двигатель рявкнул. Снова рявкнул.
– Кто это? – крикнула бабушка, спускаясь по лестнице в своём розовом халате. Её волосы были мокрыми после душа. Она прошла мимо меня.
Я прикусил губу.
Машина рыла землю, как бык, готовящийся рвануться вперёд.
– Ну, у него…
Я не слышал конца предложения, потому что машина снова взревела. Бабушка села на табуретку и начала натягивать мартинсы.
– Бабушка!
Она подошла к двери, подняла руку к щеколде.
– Они тебя побьют!
– Кто?
Не было ничего даже близко настолько ужасного, как бабушкин взгляд.
В конце концов, мне пришлось взглянуть ей в глаза.
– Дэнни и Стив Скотт.
Бабушка открыла дверь и уверенно вышла наружу.
Я схватил дубинку из корзины с тростями и поспешил за ней.
Без обуви я шёл медленно. Бабушка уверенно подошла к машине и постучала в окно.
Двигатель взревел, грязь полетела брызгами. Бабушка вскрикнула, когда машина сорвалась с места, слегка уйдя в занос и чуть не проехав по её ногам. Мне без обуви пришлось переступать канаву аккуратно. Машина затормозила, развернулась на углу и повернулась к нам. Летящая грязь, рёв двигателя. На секунду бабушкины халат и мартинсы светились ярче летнего дня в свете приближающихся фар. Я схватил бабушку и оттащил назад. Машина пронеслась мимо нас, ревя, как бензопила. Взметнулись мёртвые листья, бабушка упала на меня. Всё утихло, листья замерли. Мы слушали, как машина спускается по дороге, выворачивает на главную и исчезает.
– Что происходит, Лукас?
Я не ответил.
– Мы не можем терпеть подобные угрозы.
Она пошла к дому.
– Бабушка! Что ты собираешься делать? – я робко пошёл за ней по гравию.
Она влетела в дом.
– Пожалуйста, не надо!
Когда я вошёл, она уже поднялась по лестнице.
– Бабушка!
Хлопнула дверь спальни.
Я вернулся в гостиную и стал ждать, когда она спустится.
Я ходил по комнате, бабушка не возвращалась. Я сел на колени у камина. Почиркал тремя спичками, пытаясь разжечь камин. Загорелась бумага, потом растопка.
Я подошёл к окну, чтобы задёрнуть занавески, и замер. На лужайке стоял волк.
Голова низко опущена, верхушка черепа и позвоночник слились в единую горизонтальную линию. Он смотрел на меня. Он смотрел на меня так, как животное смотрит на другое животное. Моё сердце яростно забилось. Стеклянная преграда между нами ни капли не успокаивала. Всё замерло, и я знал, что если я двинусь – случится что-то ужасное.