Дорога ввысь. Новые сокровища старых страниц. №4

Последние слова Ханса Штеффена окончились громким храпом.

- Ах, ты снова спишь, а я все волнуюсь. Ну, так всегда было. Я должна обо всем заботиться. Ты меня никогда не спрашиваешь - берешь в дом Франца и его жену, эту лентяйку... Затем берешь малышку, эту никчемную девчонку! Воспитывать чужих детей -этим приходится заниматься мне, а ты умеешь только спать! Ах, всегда одно и то же!

Но слова жены не помешали Хансу Штеффену глубоко и крепко похрапывать. Тут фрау Доротея перевернулась на другой бок и закрыла глаза. Засыпая, она снова вспомнила о миндальном торте и довольно улыбнулась.

А в это время Фридрих еще бодрствовал в своей темной арестантской камере. Он страшно негодовал. Конрад был виноват в том, что он здесь сидит, и он, Фридрих, еще посчитается с ним за это. Ему было немного неприятно на душе, когда он думал о родителях. Он не причинил бы им горя, если бы немного сдержался. Но в конце концов, нельзя же все спускать ему с рук!

Вскоре после того, как часы на башне пробили полночь, он удивленно прислушался: с той стороны двери послышался шум! Ключ тихо повернулся в замке и тяжелая дверь медленно отворилась. Фридрих затаил дыхание. Ему показалось, что ему снится сон. В дверях стояла Кэтхен.

- Фридрих! Фридрих, ты спишь? - прошептала она.

- Кэтхен, ты? Как ты сюда попала? Ты не боишься, полночь...

- Тихо, Фридрих! Сторож может нас услышать, он как раз проходил мимо. Старый Пумпер...

- Этот подлец!

- Тихо, тихо, Фридрих! Итак, старый Пумпер был у нас сегодня вечером и снова сильно напился. Когда он ушел, при уборке я нашла на скамье связку его ключей. Я все время думала о тебе и твоих родителях, и я решила сюда прийти...

- Как мило с твоей стороны, Кэтхен!

- Я подумала, что ты наверняка голоден и принесла тебе крендель. Тетя Доротея поздно вечером послала меня к булочнику Хартманну, чтобы забрать у него миндальный торт, а фрау Хартманн угостила меня этим кренделем. Он тебе понравится.

Фридрих поблагодарил ее и откусил сразу большой кусок, так как он был действительно голоден.

- И что я еще хочу тебе сказать, Фридрих, - завтра утром тебя будут допрашивать, и ты должен быть дружелюбным и попросить прощения, так как ты сильно отделал Конрада. Его родители были сильно рассержены, и бургомистр тоже зол на тебя.

- Вот этого я не позволю! Просить у Конрада прощения. И не подумаю об этом! Он заслуживает хорошей трепки, и если я его снова поймаю...

- О, не говори так, Фридрих. Ты тоже не прав. Ты побил Конрада из зависти и гнева. Это было неправильно. Разве Господь Иисус отбивался? Разве Он бранился? Разве Он дрался из-за Себя?

- Я... я не могу просить прощения у Конрада. Так не пойдет. Лучше я здесь просижу целый месяц на хлебе и воде.

- А Господь Иисус? А твои родители? Ты думаешь всегда только о себе.

- Побереги свои силы, Кэтхен. Все прекрасно, но просить Конрада о прощении, нет - это невозможно.

- А если ты разом умрешь, совершенно неожиданно - без раскаяния перед Богом и без прощения? -спросила Кэтхен, и у нее на глазах выступили слезы. - Ты должен сделать это сначала с Богом, а затем с Конрадом и всеми остальными.

На это Фридрих не знал, что сказать. Он замолчал и задумался. Кэтхен попыталась еще раз.

- Фридрих, постарайся все же попросить!

Затем она пошла к двери, тихо вышла на улицу и заперла за собой дверь. Она быстро побежала обратно к „Солнцу". Едва она хотела открыть дверь, как ей показалось, что в маленьком окошке в сенях ненадолго вспыхнул свет. Она вошла в пивную, положила связку ключей Пумпера на скамью, сняла с ног туфли и пошла в чулках. Тут она вздрогнула и напряженно прислушалась к сеням. Она отчетливо услышала тихие шаги на верхней лестнице и осторожно закрывающуюся дверь. Она задрожала от страха. Некоторое время Кэтхен не решалась пошевелиться. Но когда все успокоилось, она уговорила себя, что ей это показалось, и тихо прошмыгнула в свою спальню, попросила милости у Бога и легла спать.