Дорога ввысь. Новые сокровища старых страниц. №4

В трактире „Под солнцем" до этого царила полнейшая тишина. Кэтхен все еще сидела в подвале. Тут с улицы неожиданно раздался шум шагов и взволнованные голоса, и, вскоре после этого, наверху в доме сильно хлопнули двери. Затем Кэтхен услышала, как ее тетя громко стала причитать, дядя закричал вне себя и назвал свою приемную дочь по имени - потом дверь отворилась и позвали Кэтхен. Дядя Штеффен тут же поспешил наверх и позвал своего сына.

- Я хочу знать, где мальчишка! Теперь, жена, моему терпению конец! Я переломаю ему все кости! Этот бездельник! Где парень, - этот вор, этот плут!

Никогда прежде не видела Кэтхен своего дядю таким рассерженным. В этот момент открылась дверь гостиной, и Конрад, услышавший, что его назвали по имени, с любопытством заглянул. Отец тотчас же набросился на него, втащил в комнату, схватил его куртку, проверил в ней все карманы и обнаружил действительно несколько грошей и дукат. От ярости у Ханса Штеффена пропал голос. Он схватил трость, и затем посыпались удары. Конрад начал громко кричать.

- Ты, действительно, вор! Бесстыдник! Лжец! Ты воруешь деньги из кассы своего отца! Нет, Доротея, уйди, теперь он получит сполна, ну и попадет же ему! Он давно уже заслужил палку!

С этими словами он оттолкнул свою жену в сторону, она споткнулась и упала. Трактирщик не обратил на это внимания. Он стащил Конрада вниз по лестнице и запер его в подвале. И только тогда, когда он полностью отдышался, то увидел, что его жена лежит на полу. Она была без чувств. Из последних сил он усадил ее в кресло и поспешил к двери дома, чтобы послать кого-нибудь из соседей за врачом. Но когда врач пришел и обследовал хозяйку „Солнца", он мог лишь установить ее смерть...

Обо всем этом обе дамы не догадывались, гуляя в лесу неподалеку от замка. Они опустились на скамью у „Энгельбертского стула". Оттуда им открывался великолепный вид. Между окраиной леса и лугом блестела серебряная лента Ленне, которая живописно вилась по небольшой долине. Маленькие домики, крытые соломой, и отдельно стоящее подворье, окруженное распустившимися деревьями, в кронах которых зяблики и дрозды приветствовали весну, чередовались со светло-зелеными лугами и коричневой пашней. Пышные ясеневые и буковые леса были повсюду украшены вершинами гор, обрамлявшими удивительную картину. Этой картине придавали жизнь и движение блеяние пасущихся стад и разговоры крестьян, которые переправлялись на лодке, чтобы добраться до полей, раскинувшихся по обе стороны реки. Над мощными верхушками деревьев возвышались шпили замка.

Долго обе женщины смотрели в долину. Баронесса еще раз переживала разговор, который был у нее с супругом, и казалось, что мысли фрау Виллинг были заняты отдаленными вещами.

- Почему Вы сегодня так удручены, дорогая подруга? У Вас ведь всегда находилось утешительное слово...

- Вы правы, милостивая госпожа, - ответила более старшая из них, - обычно я утешаю Вас тем утешением, каким я сама была утешена. Но сегодня Вы видите, как слаба еще моя вера, когда Господь находит необходимым подвергнуть мою душу испытанию. События, происшедшие в последние дни, отчетливо всплывают в моей памяти и очень меня беспокоят.

- О, фрау Виллинг, Вы давно уже обещали мне рассказать историю Вашей жизни. Не подходящая ли сейчас минута, чтобы немного поведать об этом? На Вас, наверняка, благоприятно подействует, если Вы выскажетесь.

- Возможно, Вы и правы, - задумчиво ответила пожилая дама, - я охотно это сделаю, если это Вас не утомит. Но перед Вашими глазами развернется совсем не радостная картина.

После небольшой паузы фрау Виллинг начала свой рассказ:

- Мой муж был владельцем большого красивого имения. Мы жили счастливо. У нас был ребенок, девочка, которую мы очень любили. Чтобы дать ей по возможности лучшее образование, в возрасте четырнадцати лет мы послали ее в город, в институт, который нам очень рекомендовали. Тогда мы совершенно не догадывались, что будем очень жалеть об этом шаге. Для дочери, воспитанной в нашем имении в простоте и богобоязни, переезд в город означал большое искушение. Мы сами не имели представления, какому влиянию мы подвергали свою дочь. Мария жила в семье, на которую обратили наше внимание хорошие знакомые. У этих людей тоже был ребенок, сын, который по соседству проходил обучение в большом торговом доме. К сожалению, мать молодого человека, женщина, уважаемая за честность, трудолюбие, умерла. Если бы мы только после ее смерти забрали дочь домой! Но Мария настояла на том, чтобы остаться в институте на третий год, и мы, в конце концов, согласились.