Тихий и будто бы заброшенный, лежал перед ним Оттернхоф. Кроме стайки щебечущих воробьев перед дверью амбара и пары ворон на голых ветках высокого дерева не было видно ни одного живого существа. Тяжелые ворота были открыты, Франс Ведер вошел и очутился на середине двора - сердце наполнилось воспоминаниями о том мрачном времени, когда о бездомной Летучей Мыши еще говорили: „Один против всех, и все против одного."
Как хорошо знакомо ему тут каждое место! Вот здесь было жилище Ариэ Бальзема, старшего работника, которого давно уже покрыл зеленый дерн... Там стоял большой сарай с конюшней, в которой была его убогая постель! С другой стороны должны быть большие деревянные ставни, сквозь щели которых он часто смотрел вечерами на деревню и на кладбище, где была похоронена его мать... А вон там была молочная, где когда-то взорвалась трубка у Барта и где работали Янс и Аалтье, две служанки; Янс, которая его терпеть не могла и которую он напугал лягушкой, - за эту шутку его должны были насильно отправить в сиротский приют... Там, дальше, под большим орешником, все еще стояла скамейка, на которой погожими летними вечерами часто сиживал Кеес Зуренбург с Иоанной, своим единственным ребенком. Ах, Франс уже знал, что крестьянину Кеесу больше не суждено было увидеть свою Ханнеке; несколько лет назад, когда ей исполнилось восемнадцать лет, она обрела свое постоянное местечко позади старой деревенской церкви. Ханнеке повидала мало хорошего за свою короткую жизнь; она всегда была слабой и болезненной, а вместе с ней крестьянин потерял единственного человека, по-настоящему дорогого его сердцу.
Быстрыми шагами Франс подошел к дому и постучал по двери старинной деревянной колотушкой. Крестьянин открыл сам и сразу же узнал управляющего господина барона, поскольку Зуренбург уже не раз имел с ним дела, когда приходилось оплачивать аренду. Зуренбург вежливо приветствовал его и подозрительно посмотрел на управляющего. Что же тот от него хотел? Он провел гостя в комнату. Войдя в нее, Франс ясно вспомнил тот день - как будто это было вчера! - когда он пробрался сюда, полный страха за свою смертельно больную мать! Тогда его хотели прогнать, но врач все же пошел с ним.
На мгновение в большой гостиной установилась тишина, и управляющий спокойно, с некоторым любопытством рассматривал крестьянина и крестьянку. Кеес Зуренбург совсем поседел; однако он все еще казался резким, уверенным в себе, гордым крестьянином. Вокруг его тонких губ легла складка, свидетельствовавшая о горе и лишениях. От былой красоты и стройности крестьянки осталась лишь их тень. Сутулая фигура, множество белых прядей в темных волосах, исхудавшее лицо и глубокие морщины вокруг рта говорили о горе, тоске и неудовлетворенности.
- Зуренбург, - начал управляющий, - я имею обыкновение иногда навещать того или другого из арендаторов Люденхофа, и особенно я делаю это тогда, когда замечаю, что у них что-то не в порядке. Именно так, насколько мне известно, обстоят сейчас дела с вами, крестьянин Кеес.
Крестьянин беспокойно заерзал на своем стуле -что же хотел от него управляющий? Он нерешительно кивнул головой.
- Было время, - продолжал управляющий, - когда крестьянина из Оттернхофа можно было назвать лучшим собственником в округе; теперь же у крестьянина нет ни одного гектара собственных угодий, все продано господину ван Люденхофу. Собственно, дом и амбар вы закладывали столько раз, что если барон когда-нибудь потребует вернуть закладные, то это еще вопрос, сможете ли вы покрыть ваши долги, продав все свое имущество. Через несколько дней надо заплатить за аренду, а к весне должны быть уплачены проценты за закладные, а это порядочная сумма, Зуренбург!
На лбу крестьянина заблестели капли пота, его глаза беспокойно забегали. Конечно, он ни одним словом не возразил ему, сперва он должен был узнать, что хочет от него стоящий перед ним человек. Одно было ему совершенно ясно, а именно: у управляющего были право и власть, чтобы выставить его, крестьянина Кееса Зуренбурга, на улицу, как последнего нищего.
Между тем посетитель продолжал подвергать экономическое состояние Оттернхофа тщательному анализу, как врач, вводящий зонд в рану больного.
- Возможно, продав пару лошадей, вы смогли бы заплатить за аренду, но потом, весной, вы не сможете вовремя обработать землю, и урожай будет значительно хуже обычного, вы знаете это лучше меня, Зуренбург. Затем проценты на закладные снова возрастут, и вы будете вынуждены продать чуть ли не половину своих кормов. Это было бы началом конца!
Тут крестьянин глубоко вздохнул и, мрачно и решительно глядя на посетителя, заявил:
- Вы совершенно правы, господин управляющий, абсолютно правы, но как только дело дойдет до того, чтобы выгнать Кееса Зуренбурга из Оттернхофа, то найдутся еще перекладины, способные выдержать веревку с моим телом, или местечко в озере Люденхоф, где я смогу найти покой...
- Нет, Кеес, только не это! - вскричала крестьянка.
Управляющий сдержанно добавил: