- Вы имеете в виду перекладину там, наверху, над конюшней, где когда-то Летучая Мышь подвесил соломенную куклу, - или же вы думаете о местечке в озере, где ваши люди много лет назад искали тело этой Летучей Мыши?..
Тут управляющий поднялся, и в его темных глазах появился светлый, приветливый блеск.
- Пожалуй, имя Франса Ведера уже стерлось из вашей памяти, но вы еще кое-что узнаете о Летучей Мыши, которого все обвиняли Бог знает в чем! Нет, пожалуй, не все. Принц, ваша дворовая собака, да Иоанна сочувствовали маленькому сироте. Дайте же мне вашу руку, крестьянин Кеес, и вы, крестьянка, я пришел как ваш друг - я и есть тот самый Летучая Мышь!
Крестьянин Кеес подпрыгнул на своем стуле. Он растерянно бормотал:
- Возможно ли это? - И снова перед его мысленным взором встали картины прошлого. Он снова увидел Летучую Мышь, козла отпущения для всех и во всем, которого он ни разу не удостоил сочувствующего взгляда. „Из тебя ничего не получится!" -заявил он когда-то мальчику. Но вот „из него получился" сам управляющий Люденхофом! Как это могло случиться?
Зуренбург нерешительно пожал протянутую ему руку.
- Я дурно обходился с вам, минхерр, - прошептал он. - Я был черствым - и гордым... Но...
Ведер прервал его:
- Так должно было быть, Зуренбург, то было провидение Божие - и ничто другое. Но я ел ваш хлеб и спал под вашей крышей! Во многом я был виноват сам. Слава Господу, крестьянин Кеес, я стал другим человеком. Через благодать Божию я признал, что был грешником, недостойным предстать перед Господом. Но мне также известно, что значит быть спасенным драгоценной кровью Иисуса Христа, Единородного Сына Божия. Вера в спасение наполнила меня в одну ужасную ночь - у постели больной, той, которую я любил больше собственной жизни. Вы тоже стояли у постели больной, крестьянин Кеес, у постели вашей умирающей девочки. Это было предостережение, зов Господа нам обоим, поскольку ведь и ваш ребенок был на добром пути, я это знаю. Вы не захотели прислушаться, ваше сердце ожесточилось, и жизнь - ваша и вокруг вас - становилась все холоднее и холоднее, ведь даже любовь Божия не могла согреть ваше сердце. И тогда пришла холодная смерть, крестьянин Кеес, тогда...
- Остановитесь, минхерр, остановитесь! - взмолилась крестьянка, и слезы потекли по ее щекам. Влажными стали и глаза Зуренбурга.
Было совсем поздно, когда управляющий возвращался домой. Крестьянин Кеес хотел подвезти его на своей маленькой повозке, но управляющий не позволил; тогда Зуренбург проводил его до входа в парк Люденхофа. Прощаясь, крестьянин вновь хотел от всего сердца поблагодарить его за то, что управляющий привнес свет во мрак его жизни, но не смог выговорить ни слова.
Дома Нонни уже с беспокойством ожидала возвращения своего мужа. Она бросилась ему навстречу со словами:
- Ах, Франс, где ты так долго пропадал? Часы пробили уже десять! А ты ходишь один-одинешенек в такую угрюмую зимнюю ночь!
- Не беспокойся, Нон, Летучая Мышь сможет найти дорогу и в темноте! - улыбнулся Франс и нежно обнял свою жену. - Я уже совершил однажды такой одинокий путь, только при совершенно других обстоятельствах. Слава Богу, эти слова: „Один против всех - все против одного!" больше ко мне не относятся по милости Божией. Все это чудесным образом изменилось так, что теперь я могу сказать: „Все за меня, и да позволит мне Господь быть за всех!"
Крестьянин из Вайденхофа
Я часто вспоминаю годы, когда мы каждые каникулы проводили у бабушки.
Бабушкин дом находился невдалеке от села в большом саду. Его называли виллой, может быть потому, что он отличался от других крестьянских домов более городским типом постройки. Мы знали все село, и все село знало нас. Нас приглашали на свадьбы, мы вместе с другими членами села ездили за сеном и принимали участие в снятии первого урожая. Мы знали всех, начиная самым маленьким мальчуганом и кончая самым пожилым жителем села, и кто в каком доме жил.
Почему этот крестьянский двор, который находился в стороне от деревни в высоких лугах, назывался „Вай-денхоф", легко объяснить. Небольшой деревенский ручейек обтекал фруктовый сад за домом. И вдоль этой, едва видимой на высоких лугах, светлой ленты воды как естественное обрамление двора были насажены ивовые деревья, да так низко друг к другу, что образовывали плотную изгородь. Кривые, шишковатые стволы стояли, как обветшалый, шаткий забор, качающиеся ветки деревьев цеплялись друг за друга, образуя как бы искусное зеленое плетение. Искусственным плетением служили также гибкие прутья ивовых деревьев, которые с трех сторон плотной стеной окружали Вайденхоф и дали ему свое имя.
Крестьянин из Вайденхофа был слепым. Он каждый год ломал ивовые прутья, осторожно нащупывая их рукой, и зарабатывал себе на кусок хлеба тем, что долгими темными вечерами плел из них маленькие и большие корзины, в которых нуждались в каждом доме.