Вернувшись из школы, я бегу на кухню, где возится мама, и на душе так хорошо. Как я по ней скучал! По ее выпечке, по сладкому лимонаду – никто не делает их так, как она. И она такая красивая: длинные темные волосы, карие глаза… Когда она улыбается, я чувствую, что способен на все.
«Брата она любит больше», – нашептывает голосок, но я и так это знаю, а потому не обращаю внимания. Какая разница? Она все равно моя мама.
Я начинаю рассказывать о школе и о футболе, о том, каким обалденным будет учебный год…
Только почему мама в сорочке?
И почему она мокрая?
Устроившись за столом напротив, беру кусок свежеиспеченного хлеба.
– Что готовишь? Жаркое? – спрашиваю я.
Она не поднимает головы. Только молчит и что-то шинкует, и лезвие остро сверкает под светом кухонных ламп.
С ее волос на столешницу стекает вода.
– Ты вся мокрая. Принести полотенце?
Но когда я протягиваю его, она не шевелится.
– Давай вечером поиграем на пианино? – предлагаю я. – Как раньше.
Тишина.
Что-то не так.
С мамой что-то случилось.
Она даже не видит меня.
Ужас захлестывает изнутри, поднимается к горлу. В душе я понимаю, в чем дело, но никак не могу дотянуться до правды.
– Я по тебе скучаю! – отчаянно кричу я.
Но только нож стучит, стучит, стучит по доске…
Кто-то трясет меня, и до ушей доносится голос:
– Нокс! Нокс! Хватит! Просыпайся!
– Что? – сонно бормочу я.
Надо мной, присев у края кровати, склоняется Дейн. Я приподнимаюсь на подушках.
– Я кричал?
Он смотрит на меня, запустив руку в волосы.
– Скорее орал на весь дом. Пришлось тебя разбудить.
– Кошмар приснился… – Я с трудом сглатываю.
– Да я заметил! – Он скрещивает руки и выдыхает. – Двинься.
– Что? Зачем? – Я щурюсь, а перед глазами до сих пор стоит мама. Я же видел ее… Точно видел! Она не снилась мне уже очень давно, а сейчас снова была жива, пусть и на несколько коротких мгновений.
– Двинься, говорю! У тебя огроменная кровать, так что я лягу с тобой, а если ты разорешься – надаю по лицу. Как тебе такое?
– Ляжешь со мной? – со смешком говорю я.
– Ау, ты спишь еще, что ли? О связи между близнецами не слышал? Да, я лягу с тобой! Не собираюсь к тебе больше бегать, а со мной кошмар не вернется.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю – и все. – Он пожимает плечами и больше не ждет, пока я подвинусь: сам огибает кровать и плюхается сверху.
Она действительно огромная, и места хватает сполна. По фигу, мне не на что жаловаться! Компания не помешает.
Накануне мы вернулись в пустой дом. Сюзи уже ушла, и мы с Дейном поужинали перед телевизором приготовленными на гриле лососем и спаржей. Поговорили о школе и тренировках, но не больше. Я скрывал свою злость на отсутствующего отца; брат молчал по своим причинам. В одиннадцать я загрузил посудомойку, включил сигнализацию, погасил свет, и мы разошлись спать. В доме тогда царила гробовая тишина. Иногда я жалею, что мы не переехали, чтобы избавиться от этих воспоминаний.
– Что снилось? – спрашивает Дейн.
– Ничего.
Он вздыхает.
– Ага, я так и понял.
Этот сон… Черт! Он снова напомнил, что мама никогда не любила меня так, как брата. По глазам было видно. Может, она думала, что мне не нужна такая привязанность. Как-то в парке, когда мы были детьми, другой ребенок столкнул Дейна с горки. Он упал, ударившись головой о камень, а мама накричала на меня, что я не защитил брата.
Я бы что угодно сделал, чтобы она на меня посмотрела.
– Мы давно вместе не ночевали, – замечаю я, отгоняя эти мысли и бросая ему вторую подушку.
– Ага. – Он какое-то время таращится в потолок. – Нокс?
– А?
– Мне тоже снятся кошмары. Начались после той вечеринки.
Сердце сжимается, и я поворачиваюсь к нему лицом.
– Ты не говорил.
Вздохнув, он потирает глаза.
– О чем кошмары?
Он сглатывает.
– Зря я сегодня докопался до Авы, но она сводит меня с ума.
Представляю.