Дорогая, я дома

Когда дверь за Вебером закрылась, в переговорной висела тишина. Шульце проводил его взглядом с необъяснимой симпатией, симпатией к человеку старшего поколения, выросшему в военное время, а оттого – более значительному, более крупному, знающему, чего он хочет, а чего – нет. Патрик Хелленхаузен подумал, что Вебер зря так нелюдим – на некоторых мероприятиях его старозаветность, бесспорно, бросилась бы в глаза, и он стал бы модным персонажем – в своем древнем возрасте. Маркус Штееге пожалел, что не успел сказать пару слов со старым знакомым – ведь Цанг умер, а кто займет его место? У него, Штееге, есть пара предложений, а может, чем черт не шутит…

Вальтер фон Аннен все водил пальцем по айпаду и в установившейся тишине вдруг тихо сказал:

– Да, состоял.

– Что? – одновременно спросили несколько голосов.

– Норвежский стрелок состоял в одном фонде, поощрявшем социально ответственный бизнес. Назывался он «Комитет добрых дел».

Двумя часами позже большой застекленный лифт спускался по прозрачной шахте вниз, в темную ночь, и снаружи казался маленьким инопланетным болидом, сияющим, теплым, бесшумно идущим на посадку в опасной близости от серой стены офисного здания. В вестибюле пожимались руки, Бритта устало улыбалась, благодарила и желала приятного вечера. Прощаясь с бородатым лесорубом, она на секунду задержала его руку в своей.

– Господин Косинский, ваш последний взнос… Банк почему-то не принял чек…

– О, простите, – Косински снова продемонстрировал улыбку Распутина, – банк опять шалит. Дайте мне пару дней, я все улажу.

* * *

Вальтер фон Аннен завернул за угол, отделившись от группки выходивших из здания, танцующим движением обогнул черный борт поданной машины и опустился на заднее сиденье. Автомобиль тут же тронулся, а пустые, как витрины съехавшего и не нашедшего нового владельца магазина, улицы светились за его окнами приглушенным светом. Вот где-то вверху светофор вспыхнул красным огнем, и его, как волну, подхватили стоп-сигналы впереди идущих машин – дорога на секунду напомнила серверную, где по контрольным панелям вдруг побежали тревожные красные огоньки отказов. Одинокий пешеход, подросток-цыганенок, замер на тротуаре, и крошечный белый значок «Мерседеса» на внутренней стороне тонированного стекла автомобиля фон Аннена на несколько секунд остановился перекрестьем своих трех лучей у него на груди – словно взял на прицел. Фон Аннен, усмехнувшись, вытащил свой айпад, на котором уже несколько дней подряд был открыт манифест норвежского стрелка «Европа 2043». Фон Аннен читал, улыбаясь, находя многие замечания дельными, и вообще цепь рассуждений серийного убийцы своей простотой и неоспоримостью напоминала ему крик маленького мальчика о том, что король уже много часов неодет. Норвежец писал, что женщины должны снова стать женщинами, а мужчины мужчинами, что сексуальная ориентация – это личное дело, а не достояние широкой общественности, что приезжий должен уважать традиции принимающей его страны, а не наоборот. Писал и о том, что люди неравны и никогда равны не будут, а попытка уравнять граждан культурно уже привела Европу к той же катастрофе, к какой пришел Советский Союз после попытки уравнять их экономически.

Но Вальтер фон Аннен был хорошим придворным, он знал: согласие с тем, что король голый, может стоить ему карьеры, – и потому манифест он читал только в своей машине, когда рядом никого не было. А где-то в Бразилии, под Буэнос-Айресом, в обдуваемых вентилятором белых комнатах стояли несколько маленьких серверов, один из которых, купленный через подставное лицо, принадлежал фон Аннену, и на нем в открытом доступе лежал все тот же манифест, и на каждом скачивании Вальтер немного зарабатывал, – потому что знал: люди, пусть даже самые темные, ищут правду и всегда рады увидеть ее – особенно если она запретная. Он двинул пальцем по экрану планшетника, перевернул страницу и при этом снова с удовольствием посмотрел на часы – золотой Tourbillion. Никто никогда не смог бы сказать, сколько стоит эта игрушка на самом деле. Он купил их за двести долларов в Таиланде, а сколько стоило их производство на безымянном китайском заводе, он не рискнул бы даже предположить.