Дорогая, я дома

– Остановите у Фабричного, – говорю я водиле, он резко поворачивает к обочине, тормозит. Я выпрыгиваю из маршрутки, эта пьяндыга-малолетка пробирается к выходу и вываливается прямо мне на руки. Я ловлю ее чисто по инерции,

УБЕРИ РУКИ ЗАСТАВЬ УПАСТЬ ПОД КОЛЕСО

потом ставлю на ноги, но она уже не отлипает. Я иду к шестнадцатиэтажке моих родителей, она виснет на моей руке. Ноги в босоножках заплетаются, несколько раз мы вступаем в лужу – и я снова думаю о той, которая так уверенно, так легко шла по Кузнецкому, покачивая бедрами. Она – я даже не знаю, как ее зовут.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Настя, – мычит малолетка. – Ан-н-настасия…

Мы подходим к парадному, я набираю код на двери.

– Куда мы идем? – спрашивает она. Я молчу. Дверь открывается, я вталкиваю Настю внутрь и, пока она делает несколько неуверенных шагов в сторону лифтов, вытаскиваю ремень из штанов. Настя всем телом ухает в дверь лифта, сползает по косяку и растекается на пороге. Я нажимаю кнопку, слегка ее пинаю, чтобы встала.

– Мальчик, – зовет она, закатывая глаза, – мальчик, иди сюда…

Двери открываются, она падает на мокрый, покрытый полуистлевшим линолеумом пол кабины лифта. Я хватаю ее ноги и затаскиваю внутрь. Сейчас будет вопить – но тут часто вопят по пьяни, так что вряд ли кто услышит. Это старый лифт, он очень медленно идет до шестнадцатого этажа, и, пока дойдет – можно много чего сделать.

* * *

У родителей я сижу на балконе – гляжу сверху, как горят окна, как идут машины по Волоколамскому шоссе. У девятиэтажек, что рядом с нашим домом, сверху, сквозь освещенные окна, видно квартиры, как в аквариуме – я вдруг вижу, какие они маленькие, эти квартиры, особенно если окна выходят на кухню, и как плотно заставлены всякой рухлядью. В нескольких окнах мигает свет от телека, наверное, там сидят старые алкаши, в одной руке пиво, в другой – сигарета, пялятся в телек и матерятся вполголоса.

Я тоже закуриваю – у Насти были с собой сигареты. С непривычки я пару раз кашляю, дым неприятный – но выпускаю его в черную ночь, снова смотрю на огни, достаю телефон. Читаю эсэмэску от Светки:

«Ты извращенец я видела фотки с сайтов где ты лазишь. Я не хочу тебя видеть домой не приходи иди в свой клуб для извращенцев».

– Пиздец, – говорю я шепотом домам, машинам, жителям всех этих миллионов окон, – пиздец.

Потом иду на кухню, прямо в одежде ложусь на раскладушку, которую поставила мать, – и, прежде чем отрубиться, на секунду думаю, как круто было бы проснуться вообще в другом месте, кем-то другим. Мне опять снится какая-то херня, странный дом с коридорами из вагонки, комната с бархатом на стенах, и там, в конце, сидит на кровати женщина с ребенком на руках и что-то бормочет.

– Мама, что такое пруд? – спрашивает ребенок, а женщина вся белая, восковая, и глаза – почти как у той, что в магазине, но еще страшнее.

– Много воды, очень много, – отвечает она. – Полчаса бежать по льду от одного берега до другого.

Потом за спиной я слышу голоса, поворачиваюсь – становится совсем темно – и вижу спины нескольких мужиков в костюмах, они столпились вокруг чего-то, как врачи вокруг упавшего с высоты тела, и бормочут, тихо и медленно, но бормотание это словно врастает внутрь моей головы, от него некуда деться – я не понимаю его и слышу только, что говорят не по-нашему. Они расступаются, один, самый старый, закуривает трубку, все расходятся – в углу остается лежать маленькое, почти детское тело – девчонка в серебряных босоножках. Она вся скорчилась и не двигается, вокруг растекается темная жидкость. Я смотрю на нее, потом начинаю орать.

– Света! – кричу я в черноту. – Света!

Молчание, черная бархатная пустыня вокруг. Эха тоже нет – черный бархат глотает все звуки.

Около 18.30 13 июня 1886 года Людвиг отправился на прогулку в замковый парк с профессором фон Гудденом. Оба они погибли в воде Штарнбергского озера при до сих пор не выясненных обстоятельствах. Их тела были обнаружены на мелководье около одиннадцати вечера. По официальной версии, доктор пытался предотвратить самоубийство короля и при этом утонул сам. Но эта версия вскоре подверглась сомнению. Точная картина произошедшего тем вечером на берегу Штарнбергского озера осталась неизвестной.

Википедия, свободная интернет-энциклопедия

1000