Он затушил окурок в металлической банке, пристроившейся у клавиатуры вместо пепельницы, достал из нагрудного кармана и немедленно закурил новую сигарету. Вокруг компьютера стояло пять или шесть таких банок, все были полны.
– Сейф там, – доктор кивнул в сторону ящиков с лампочками, – за контроллерами. Положите туда.
– Пересчитаете? – спросил Фельдерман, пока лез в нагрудный карман.
– Нет! – Доктор снова повел мышкой по экрану. Борис тем временем извлек из кармана пачку денег, нагнулся и положил в упрятанный за черные ящики сейф, дверца которого была открыта.
– Доктор, почему «Макинтош»? – спросил он, распрямляясь.
– Реже падает, – отвечал доктор, стряхивая пепел то в одну, то в другую железную банку, словно между ними была какая-то известная его науке разница. – И потом, я не оставляю надежду выпустить мои адаптеры на рынок. В более компактном виде. Например, как приложение для айпада.
– Для айпада? – Фельдерман выпучил глаза. – Вот это… Доктор, это же огромная штуковина… Дорогая…
– А мы выпустим маленькую и недорогую, для нужд потребителя, – доктор усмехнулся. – «Эппл» работает с голограммами, со всей этой виртуальщиной – это будет логичный ход.
– Доктор, я вам столько раз уже предлагал, – грустно сказал Фельдерман, – постройте для начала одну персональную машину, для меня. Я заплачу любую разумную сумму. А потом выходите на рынок. Я даже помогу. Придумаю для вашего айпадовского приложения какое-нибудь более звучное название. Уж точно не «адаптер» – звучит как переходник с европейской электрической вилки на американскую.
– Так и есть, – снова улыбнулся доктор. – Именно переходник – от одного человека к другому. Во времена Адама и Евы люди были проще, им этого было не надо. Теперь они слишком сложные и их слишком много – как пазл, в котором миллион фрагментов и ни один друг к другу не подходит. Чтобы соединить их, нужен адаптер. Ладно, что уж, давайте ваши фотографии.
Фельдерман положил на стол рядом с пепельницей конверт, доктор Блашке, не вынимая изо рта сигареты, открыл его – внутри было несколько женских снимков.
– Хорошо, сделаю, – коротко сказал Блашке, и фотографии снова упали на стол. – Мне надо еще немножко подкрутить наш «Темпельхоф», а вы расскажите пока, что еще хотели узнать.
– Видите ли, – начал Фельдерман, склоняясь над монитором, заполненным какими-то текстурами и шаблонами, словно проволочными каркасами, – наш правящий бургомистр. Он тоже здесь бывает. Так не могли бы вы…
На вагонку с дырками от сучков было приделано большое пыльное зеркало – и Фельдерман стоял перед ним совершенно голый. Он был в одной из кабинок ангара доктора Блашке, а за его спиной стояло то, что доктор называл адаптером. Когда Фельдерман в первый раз увидел эту машину – его чуть не стошнило от отвращения, и, уж конечно, никакой речи не могло быть о том, чтобы в нее забираться.
Кресло-ванна, в которой нужно было полулежать и которая, по замыслу, повторяла форму человеческого тела, была почему-то выточена из деревянной колоды – потемневшая, в трещинах древесина смотрелась как половина какой-то сложноизогнутой человеческой кишки, будила темный викторианский страх. Железные части были привинчены к дереву грубыми металлическими болтами – по сторонам машины помещались полые цилиндры с черными резиновыми перчатками на концах – туда нужно было продевать руки. Для ног были цилиндры внизу деревянной колоды – от них к медицински белым ящикам у стены шли полупрозрачные трубки, в которых стояла вязкая желтая жидкость. Там, где сиденье повторяло форму человеческого зада, лежал еще один, самый маленький цилиндр – около двадцати сантиметров в длину и пяти в диаметре – он был из желтой полупрозрачной пластмассы, трубки и провода были приделаны к нему какими-то уже совсем непристойными зажимами. На стуле рядом с машиной лежали соединенные разноцветными кабелями листы фольги, покрытой неровными разводами, похожими на смоляную накипь. Когда Фельдерман осторожно спросил доктора, нельзя ли помыть эти листы, тот сразу ответил «нет».
– И не кривитесь вы так, – добавлял доктор, указывая на маленький цилиндр. – У женской модификации адаптера в этом месте стоит штука, похожая на дрель. И ничего – пока никто не возражал.