Дорогая, я дома

Он кивает, а я снова смотрю на чайник, в котором все еще происходит едва уловимое движение, и на гостиничный зал – наше игровое поле. В зале занято всего несколько столиков, и за центральным сидит небритый русский в обществе молодых девушек, стол хаотично заставлен блюдами с разной едой и разного калибра стаканами, огромная бутылка водки Grey Goose – в центре, будто колокольня над древним городом. Столик по диагонали занимают японцы, он пуст – только пара тарелок с какими-то символическими закусками стоят так, чтобы занимать как можно меньше места, и раскрытые серебристые ноутбуки, в их крышках свет люстр отражается холодно, а в стеклах очков двоих японцев – тепло. И за столиком в углу, противоположном нашему, я вижу соотечественников – несколько китайских предпринимателей в черных костюмах, среди которых узнаю Су Ши, хозяина сети гостиниц в Сингапуре, и, наверное, я один знаю, что его имя – не название японской сырой рыбы, а имя китайского поэта.

На их столах ни блюд, ни бутылок, ни ноутбуков. В центре стола – чайник, такой же, как передо мной, и чаинки в нем точно так же, как в моем, погружаются на дно золотистой воды. Кроме мистера Вебера, за столиками нет ни одного европейца – добро пожаловать в Лондон кануна 2020 года.

– По-моему, это прекрасный отель, мистер Вебер. Вам нравится?

– Нравился, – отвечает он, – раньше это был прекрасный отель. Теперь он изменился. Как, впрочем, и все вокруг.

– Конечно, мистер Вебер, сэр. Все меняется безвозвратно, и этого жаль.

Его глаза снова смотрят мимо меня. Они наверняка видят то время, когда его авиакомпания еще приносила доходы, и мистер Вебер останавливался здесь перед тем как навестить боссов из аэропорта Хитроу. Тогда Россия называлась Советским Союзом, и их партийные бонзы в плохо сшитых пиджаках скромно жались здесь по углам. Тогда они не сидели за центральным столом под люстрой, как тот небритый мужчина в окружении четырех полуголых длинноногих девок, не заказывали немыслимое количество еды и алкоголя, а их белые яхты не качались под лондонским дождем в гавани Челси.

– Мистер Чен, вы ведь родом из Китая? – интересуется Вебер.

– Не совсем, мистер Вебер, я из Гонконга, хотя формально – из материкового Китая, то есть КНР.

– Вот как, – кивает Вебер, – интересно…

– Вы когда-нибудь слышали про крепость Каулун?

– Нет, мистер Чен, никогда.

В его интонации нет вопроса, и я не рассказываю ему о крепости.

Русский за столом подхватывает бутылку водки, наливает сначала себе, потом, наклонив, проносит бутылку над рюмками девушек, так что половина оказывается на столе. Затем начинает что-то объяснять одной из девушек, складывая из салфетки самолетик – неумелое подражание оригами, древнему китайскому искусству, которое японцы приписывают себе, как почти все, что составляет так называемую японскую культуру. Это тоже суета, и это тоже проходит.

– Мистер Чен, кажется, вы хотели продолжить разговор о продаже компании, – мягко напоминает Вебер.

Такой разговор был с ним и еще несколькими акционерами во Франкфурте, и если другие акционеры это предложение обдумывали всерьез, то старик отверг его сразу.

– Не совсем, мистер Вебер. Я скорее хотел напомнить вам, что предложение все еще в силе.

Вебер улыбается, у него спокойная улыбка – наверное, такая же, как во времена советских бонз и его сверхприбылей. Он отвечает, что уже почти не управляет компанией, что все управление в руках у коллеги, мистера Цанга. Еще он говорит, что уже стар как монарх и что единственное право, которое у него осталось, – право вето. И он, на правах монарха, хочет им воспользоваться, так что, пока он на троне, компания продана не будет. Еще он делает движение рукой – едва заметное, но такое, что официант сразу его замечает, кивает и идет к кассе.

– Я против продажи, и это не обсуждается. Надеюсь, я не обидел вас…

– Что вы, мистер Вебер, – начинаю я, но тут подходит официант, и его внимание переключается. Официант помнит Вебера, и Вебер его помнит. За дежурной приветливостью, похоже, скрывается истинная симпатия к тихому гостю, который так хорошо смотрится на фоне интерьера.

– Кофе, сэр?

– Не надо, Уоррен. – Вебер достает кредитку. – Как дела? Много работы?

– Нет, мистер Вебер, сэр, все терпимо. Вы покидаете нас?

– Да, Уоррен, на Рождество положено возвращаться домой. Я надеюсь, эти, – Людвиг понижает голос и кивает в сторону «русского» стола, – не причинят тебе много хлопот. Ты не устал от них?

– Нет, сэр, – все так же ровно отвечает Уоррен, но по его печальной улыбке я ясно вижу, что устал, – мы всегда рады нашим гостям.

Уоррен прокатывает кредитку Вебера через сканер, Вебер ставит подпись, прикладывает двадцатифунтовую бумажку.

– Мой багаж уже внизу, Уоррен, – говорит Вебер. – Такси пусть подадут через два часа, я прогуляюсь до Сэвил-роу.

– Да, сэр, – Уоррен убирает машинку для карточек.

– Счастливого Рождества, Уоррен. Кстати, ты все еще болеешь за твою футбольную команду? Хорошо они играли в этом году?