Дорогая Венди

Несмотря на уверения Тигровой Лилии, Венди вновь ощущает вину. Если бы она осталась, получилось бы у неё не позволить Питеру рассердиться и заскучать? Удержала бы нити Неверленда вместе, не дала бы им расплестись и поблекнуть? И даже если бы смогла, её ли груз – капризы Питера? Он хотел сделать её своей матерью, свалить на неё ответственность и ни о чём не заботиться – чтобы она поймала его, если он упадёт.

Матери должны беречь детей, но ещё и готовить их к дальнейшей жизни. Помогать им взрослеть. Что за мать должна быть у мальчика, который хочет остаться маленьким навечно? Всего лишь тень, что прикована к нему и тянется следом, оберегая его от всех бед.

Венди тоже обнимает колени, повторяя позу Тигровой Лилии. Укладывет щеку на колено – и на неё наваливается каждый прожитый миг, все годы, что стоят между сейчас и тем временем, когда она была в Неверленде в последний раз. Она ощущает возраст, маленькие следы прожитого времени и крупные. Морщинки в уголках глаз, пряди седины в волосах, лишний вес. Она честно заслужила всё это. С тех пор она выжила в психушке и родила ребёнка. Но Питер совсем не изменился.

Он ничего не заслужил, и поэтому он отбирает против воли.

Венди вспоминает, как он стоял в изножье кровати Джейн, уперев руки в бока и самодовольно улыбаясь. Он даже не заметил её – взрослую женщину, в самом деле ставшую матерью. Она представляет, как её отсутствие выглядело для него: прошло всего несколько мгновений, будто он лишь отодвинул её в сторонку на миг, а не бросил на годы. Питер принял Джейн за неё: он ведь не повзрослел, с чего бы взрослеть ей? А когда оказалось, что Венди больше не помещается в его сказку, он просто отказался её замечать. В целом мире, созданном, чтобы угождать его капризам, Венди была выпавшим кусочком мозаики.

– Ну а ты? – спрашивает Венди.

Она вновь поднимает взгляд на Тигровую Лилию. Спрашивать больно. Выражение глаз Тигровой Лилии меняется, в них и свет, и тьма. Они напоминают оплывающие свечи.

– Он разозлился, – произносит Тигровая Лилия. Она говорит отстранённо и зло, и это напоминает тон, с которым Мэри говорила в лечебнице о своём отчиме.

– Когда пираты улетели. И наказал нас. Поджёг, а мы не умерли. Изменил нас. Превратил меня в самое ужасное, что смог представить, – во взрослую. Хотел доказать… – голос срывается, и когда она заговаривает снова, он звучит мягче, как-то бессильно. Угли, дотлевающие в костре, последние язычки пламени.

– Он хотел доказать, что мы принадлежим ему. Что он может создавать нас и уничтожать, как русалок, а мы не сможем его покинуть.

– Нет! Ты не… – Венди не может высказаться, слов слишком много. Сказанное Тигровой Лилией звенит в голове: «Превратил меня в самое ужасное, что смог представить, – во взрослую». Венди трёт щёки и злится на себя. Нужно думать о Тигровой Лилии, но она не может изгнать из головы лицо Питера, стоящего у кровати Джейн – он заметил её дочь, но не её саму. Неудивительно, что Питер её не видел. Она превратилась в то, что он ненавидел больше всего на свете.

Она вновь смотрит на Тигровую Лилию. Это вот так Питер представляет себе взрослых? Оболочка, а внутри – призрак ребёнка, которым ты когда-то был?

В глазах Тигровой Лилии светится отчаяние. Она смотрит на Венди и будто молит разубедить её, сказать, что она ошибается. Но ведь она и в самом деле ошибается. Венди вдруг переполняет резкая злость, и думать сразу становится проще.

– Ты не принадлежишь Питеру! Некоторые пираты ведь улетели, вот и доказательство. Как бы ему ни хотелось, он не может управлять всем Неверлендом. Одно дело – деревья и цветы, но люди – совсем другое. Скажи… – Венди замолкает, вспомнив, как Мэри отреагировала на её вопрос об индейцах. – Твоё племя ведь как-то называется. Не так, как вас зовёт Питер, вы сами как-то называете себя?

Она задыхается от волнения, голова идёт кругом. Тигровая Лилия поднимает на неё взгляд и смотрит уже не отчаянно, а озадаченно. Венди настаивает:

– Вы наверняка рассказывали друг другу легенды. Не такие, – Венди показывает на картинки на стенах, – а ваши собственные.

В груди опасно царапается надежда. Её рассказы. Рассказы Мэри. Так они пытались приблизить мир, изменить его, сделать послушнее и понятнее. Даже рассказы Питера – по крайней мере, большинство, – делали то же самое; но что, если у Неверленда есть свои легенды? Старые, настоящие легенды.

– Мы в основном были просто индейцами Питера, – с болью говорит Тигровая Лилия, но уже не прежним тоном. – Но…

Она чуть выпрямляется, что-то меняется во взгляде – искра, которой раньше там не было. В Венди тоже расцветает надежда, и она наклоняется к подруге. Тигровая Лилия смотрит куда-то в пространство.

– Иногда я вспоминаю легенды, что рассказывали у костра. Не такие, как у Питера. – Она указывает на стены.