Дорогая Венди

Она говорит нерешительно, но Венди уже представляет себе языки большого костра, звёзды над головой, высокие сосны вокруг. Мягко ухает сова. Тигровая Лилия и остальные собрались в кружок плечом к плечу, без Питера, оберегая друг друга. У русалок тоже наверняка были свои легенды. Может, даже у Крюка и его пиратов. Отчаянно хочется верить в это. Что ещё важнее, хочется, чтобы в это поверила Тигровая Лилия.

– Вы никогда не были просто индейцами Питера, – дрожащим голосом говорит Венди. Она старается не хныкать, как ребёнок, который спорит с Питером про его главенство и нечестные правила.

Нужно было остаться ради Тигровой Лилии, она должна была остаться. Быть матерью Питера – значит не только защищать Питера от всего мира, это ещё и защищать окружающий мир от Питера.

Тень Тигровой Лилии тянется по полу пещеры, более тёмная и резкая, чем позволяет бледный свет, падающий из отверстия дымохода. Она словно изломанный осколок, что привязывает Тигровую Лилию к земле. Венди мигает, и наваждение рассеивается.

– Я помню, каково было гореть, – говорит Тигровая Лилия.

Она говорит тихонько, но слова жалят, по позвоночнику бегут мурашки. Тигровая Лилия снова вытягивает руки, и на секунду Венди кажется, что под кожей видно пылающий огонь.

– Питер может уничтожить меня в любой момент, если захочет.

– Нет, – твёрже, решительней отвечает Венди.

Она вспоминает, как они проводили время вместе давным-давно – без Питера, без Потерянных Мальчиков, только они вдвоём: как лежали животами на прогретой солнцем примятой траве на берегу одной из извилистых речек Неверленда. Вспоминает, как они опускали руки в прозрачную, будто слеза, воду, вспоминает серебристых и золотистых рыб, что с любопытством клевали за пальцы и прыскали в стороны. Это всё было настоящее. Тигровая Лилия – настоящая, а не мираж Питера.

Так много хочется рассказать ей о лечебнице Святой Бернадетты: что она там перенесла и чему научилась. Хочется расспросить её саму, узнать, каково ей пришлось после того, как Венди покинула Неверленд. И хочется поделиться, как она тосковала по Питеру тогда, как всё ещё не может отпустить прошлое, как часть её тоскует по нему и сейчас – и как ей стыдно за это.

– Расскажи мне какую-нибудь вашу легенду, – просит Венди вместо всего этого, глядя Тигровой Лилии в глаза. – Из тех, что вы рассказывали у костра.

Хочется, чтобы Тигровая Лилия тоже ощутила эту атмосферу семьи, надёжности – нечто, куда нет хода Питеру. Хочется воссоединить подругу с самой собой, напомнить ей, что она настоящая, что она не сгорит и не исчезнет в облачке дыма по велению Питера.

– Ладно, – с сомнением отвечает Тигровая Лилия, и выражение лица у неё под стать голосу, так что Венди становится не по себе. – Но я не помню никаких хороших легенд, только про чудовищ.

11. Запретная тропа

Воздух полон запахом жареного, почти подгоревшего мяса; это самый приятный запах на свете. Кабан насажен на вертел, жир капает, шипит и взрывается на огне. В животе урчит, но в то же время её подташнивает. Она видела, как Питер жестоко убил этого кабана, видела ненависть в глазах зверя, видела, как воля Питера пригвоздила его к месту. Она смотрела, как кабана разделывают. Странно, что ей вообще хочется есть это мясо, ведь в носу всё стоит вонь от кишок, но она ничего не ела после того ужасного супа Питера. А это мясо, поджаристое, шипящее, сочное – оно настоящее.

Она сжимает в ладони камешек, стараясь не забывать, как чуть не подавилась им. Здесь всё не то, чем кажется. Всё опасное. Что случится, если она съест кабанины? Она забудет ещё больше? Существует множество легенд и сказок о заколдованной еде и о том, что происходит с теми, кто её ест, например, про Персефону, которая съела зёрнышки граната. Рот наполняется кислой слюной, и она ненавидит себя за это.

Питер наблюдает за ней с той стороны пляшущего костра. Он смотрит пристально, понимающе. Огонь заостряет и искажает его черты.

– Венди? – тихонько зовёт он, и звук крюком впивается в неё и тащит к себе. Имя такое знакомое, такое тёплое и уютное. Оно так подходит ей – это, наверное, и есть её имя, хоть она точно и не помнит.

– Да, Питер? – Собственный голос будто доносится откуда-то издалека.

Питер кривит губы в улыбке, глаза лучатся от удовольствия.

– Ты наша почётная гостья, тебе полагается первый кусок!

Он держит в руках широкий лист, на котором возвышается гора мяса. Она не заметила, когда он его отрезал, но вот оно, дымится в ночном воздухе, и в животе снова урчит.

– Давай, бери!

Она встаёт и обходит костёр, хоть чутьё и велит развернуться и бежать прочь. Питер мягко подбадривает её улыбкой. Она берёт лист – тепло жареной кабанины греет руки.

– Это нечестно, – начинает Артур, переводя взгляд с неё на Питера. – Она вообще не помогала убивать кабана. Почему ей достаётся первый кусок?

На плечах Артура лежит свежая кабанья шкура, добытая на охоте.

– Ты тоже не помогал, – влезает Берти. – Всё Питер сделал.

Питер одаривает Берти улыбкой, и тот надувается от гордости, а Артур нахмуривается.