Читаем Дороги без следов полностью

Пищиков удивлялся, как такой человек - командарм! - может спокойно сидеть и даже со вниманием слушать ту не­сусветную чушь, которую старательно докладывал Костин.

"А было же время, когда ты летал на большие расстоя­ния, добывал славу нашей авиации. Такой авторитет имел среди летчиков. Почему же теперь так случилось?" - Пи­щиков глянул на Дичковского.

Тот сидел к Пищикову боком, и видно было, что докла­дом Костина не интересовался. Спокойно смотрел в окно на заснеженный сад, на молчаливый лес за ним. И это как-то обрадовало, подбодрило командира полка.

Секач раскрыл блокнот и задумался. Должно быть, коле­бался, записывать ли то, что услышал.

Костин вопросительно глянул на командующего:

- Может, послушаем, как будет оправдываться Пищи­ков?

- Правильно, - командующий только теперь перевел взгляд на командира полка. - Послушаем...

Пищиков встал, тяжело вздохнул.

- Генерал Костин считает, что я обязательно должен оправдываться. Удивительно! Оправдываются виноватые! А я прилетел сюда не для этого, потому что не считаю себя виноватым. Как было с "Пе-2", видело немало людей. И с земли, и в воздухе. Донесение послано в штаб армии. Но тут стали истолковывать его по-своему. Мы только что слышали... Однако вернемся к фактам.

Генералы насторожились.

Пищиков подтвердил, что пара истребителей из его пол­ка, возвращаясь с охоты за линией фронта, действительно встретила "Пе-2" и действительно сбила его...

Слова Пищикова согласно подтвердили, кивая головами, и командующий, и Костин. Они были довольны и этим буд­то хотели сказать, что вот, пожалуйста, командир полка и не намерен оправдываться, подтверждает, что все было именно так, как доложено, ибо такова уж логика фактов.

- Генерал Костин утверждает, что мои летчики перепу­тали "Пе-2" с вражеским самолетом "Ме-110". Мне кажется, если бы генерал Костин поинтересовался количеством бое­вых вылетов Васильева, то не сказал бы этого. Васильев - опытный истребитель. Я не раз бывал с ним в воздушных боях, сам видел его в работе. Значит, эта версия отпадает. В чем же тогда дело? А дело в том, что пару Васильева дважды заворачивал и наводил на "Пе-2" наводчик с южно­го края плацдарма. Командование армии, наверное, знает, чем он руководствовался, когда приказал сбить "Пе-2". Может быть, принял его за "Ме-110"? Мои летчики только выполнили его приказ.

Командующий, а за ним и Костин, перестали согласно кивать головами.

Секач ниже наклонил голову. Снегирев громко вздохнул. Только Дичковский не пошевелился, будто ничего и не слы­хал.

Костину же не сиделось.

- Немцы навели...

- И так может быть, - согласился командующий.

- Прежде чем открыть огонь, Васильев запросил па­роль, - продолжал Пищиков. - Правда, можно было и не запрашивать. Ни один немец, если на то пошло, не сможет подделаться под голос вашего наводчика. Он настолько характерный, что все летчики его знают. Однажды мои командиры эскадрилий жаловались генералу Дичковскому, просили доложить командованию армии, что наводчик с южного участка плацдарма не умеет наводить самолеты на цели.

- Я в тот же вечер позвонил генералу Костину и пере­дал просьбу комэсков Пищикова, - сказал Дичковский. - Кстати, он обещал принять меры.

- Вернувшись с боевого задания, лейтенант Васильев доложил, как все произошло. Я донес в дивизию, дивизия - в армию. И вот мы видим, как переиначилось боевое доне­сение... Для чего это сделано?

- Покажите донесение Дичковского, - попросил Секач.

Костин взопрел, отыскивая донесение.

- Какой был пароль? - в свою очередь спросил у него командующий.

Костин принялся листать журнал.

- Двадцать три, - сказал Пищиков.

- Так точно, товарищ командующий, двадцать три, - подтвердил Костин и захлопнул журнал.

Увидев, что Секач принялся переписывать боевое до­несение из штаба дивизии, а Пищиков собирается говорить еще, командующий поднял руку.

- Командир полка, подождите немного у дежурного, - сказал он. - Если понадобитесь, мы вас позовем.

Пищиков вышел из кабинета и, не взглянув на дежур­ного, остановился возле окна. Сердито жмурился, глядя на искристый снег за окном, и очень жалел, что не рассказал, как вел себя в полку представитель армии Пузанов.

Через огороды пробежал связист с телефонным аппа­ратом за плечами. На улице показались четыре девушки с автоматами на груди. Подтянутые, краснощекие. Шли одна за другой, перед штабом отбивали шаг.

"Не ровня моим замасленным оружейницам, - подумал Пищиков. - Есть на что поглядеть!"

За спиной у него звонил дежурный, из кабинета на­чальника штаба доносились голоса Снегирева, Дичковского. Пищиков даже не подумал навострить ухо, послушать, о чем идет речь. Не дали ему сказать всего того, что хотелось, так он принципиально не желает ничего знать.

Обида постепенно улеглась. И здесь, у дежурного, и в кабинете Костина стало тихо. Пищиков прошелся около дверей, услышал за ними спокойный голос Секача. Как ни силился разобрать слова, не смог.

"Позвали стоять за дверьми, - снова обиделся Пищи­ков. - Испортили настроение, поломали летный день".

Открылись двери, и Пищиков лицом к лицу столкнулся с командующим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белорусский роман

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне