Пищиков удивлялся, как такой человек - командарм! - может спокойно сидеть и даже со вниманием слушать ту несусветную чушь, которую старательно докладывал Костин.
"А было же время, когда ты летал на большие расстояния, добывал славу нашей авиации. Такой авторитет имел среди летчиков. Почему же теперь так случилось?" - Пищиков глянул на Дичковского.
Тот сидел к Пищикову боком, и видно было, что докладом Костина не интересовался. Спокойно смотрел в окно на заснеженный сад, на молчаливый лес за ним. И это как-то обрадовало, подбодрило командира полка.
Секач раскрыл блокнот и задумался. Должно быть, колебался, записывать ли то, что услышал.
Костин вопросительно глянул на командующего:
- Может, послушаем, как будет оправдываться Пищиков?
- Правильно, - командующий только теперь перевел взгляд на командира полка. - Послушаем...
Пищиков встал, тяжело вздохнул.
- Генерал Костин считает, что я обязательно должен оправдываться. Удивительно! Оправдываются виноватые! А я прилетел сюда не для этого, потому что не считаю себя виноватым. Как было с "Пе-2", видело немало людей. И с земли, и в воздухе. Донесение послано в штаб армии. Но тут стали истолковывать его по-своему. Мы только что слышали... Однако вернемся к фактам.
Генералы насторожились.
Пищиков подтвердил, что пара истребителей из его полка, возвращаясь с охоты за линией фронта, действительно встретила "Пе-2" и действительно сбила его...
Слова Пищикова согласно подтвердили, кивая головами, и командующий, и Костин. Они были довольны и этим будто хотели сказать, что вот, пожалуйста, командир полка и не намерен оправдываться, подтверждает, что все было именно так, как доложено, ибо такова уж логика фактов.
- Генерал Костин утверждает, что мои летчики перепутали "Пе-2" с вражеским самолетом "Ме-110". Мне кажется, если бы генерал Костин поинтересовался количеством боевых вылетов Васильева, то не сказал бы этого. Васильев - опытный истребитель. Я не раз бывал с ним в воздушных боях, сам видел его в работе. Значит, эта версия отпадает. В чем же тогда дело? А дело в том, что пару Васильева дважды заворачивал и наводил на "Пе-2" наводчик с южного края плацдарма. Командование армии, наверное, знает, чем он руководствовался, когда приказал сбить "Пе-2". Может быть, принял его за "Ме-110"? Мои летчики только выполнили его приказ.
Командующий, а за ним и Костин, перестали согласно кивать головами.
Секач ниже наклонил голову. Снегирев громко вздохнул. Только Дичковский не пошевелился, будто ничего и не слыхал.
Костину же не сиделось.
- Немцы навели...
- И так может быть, - согласился командующий.
- Прежде чем открыть огонь, Васильев запросил пароль, - продолжал Пищиков. - Правда, можно было и не запрашивать. Ни один немец, если на то пошло, не сможет подделаться под голос вашего наводчика. Он настолько характерный, что все летчики его знают. Однажды мои командиры эскадрилий жаловались генералу Дичковскому, просили доложить командованию армии, что наводчик с южного участка плацдарма не умеет наводить самолеты на цели.
- Я в тот же вечер позвонил генералу Костину и передал просьбу комэсков Пищикова, - сказал Дичковский. - Кстати, он обещал принять меры.
- Вернувшись с боевого задания, лейтенант Васильев доложил, как все произошло. Я донес в дивизию, дивизия - в армию. И вот мы видим, как переиначилось боевое донесение... Для чего это сделано?
- Покажите донесение Дичковского, - попросил Секач.
Костин взопрел, отыскивая донесение.
- Какой был пароль? - в свою очередь спросил у него командующий.
Костин принялся листать журнал.
- Двадцать три, - сказал Пищиков.
- Так точно, товарищ командующий, двадцать три, - подтвердил Костин и захлопнул журнал.
Увидев, что Секач принялся переписывать боевое донесение из штаба дивизии, а Пищиков собирается говорить еще, командующий поднял руку.
- Командир полка, подождите немного у дежурного, - сказал он. - Если понадобитесь, мы вас позовем.
Пищиков вышел из кабинета и, не взглянув на дежурного, остановился возле окна. Сердито жмурился, глядя на искристый снег за окном, и очень жалел, что не рассказал, как вел себя в полку представитель армии Пузанов.
Через огороды пробежал связист с телефонным аппаратом за плечами. На улице показались четыре девушки с автоматами на груди. Подтянутые, краснощекие. Шли одна за другой, перед штабом отбивали шаг.
"Не ровня моим замасленным оружейницам, - подумал Пищиков. - Есть на что поглядеть!"
За спиной у него звонил дежурный, из кабинета начальника штаба доносились голоса Снегирева, Дичковского. Пищиков даже не подумал навострить ухо, послушать, о чем идет речь. Не дали ему сказать всего того, что хотелось, так он принципиально не желает ничего знать.
Обида постепенно улеглась. И здесь, у дежурного, и в кабинете Костина стало тихо. Пищиков прошелся около дверей, услышал за ними спокойный голос Секача. Как ни силился разобрать слова, не смог.
"Позвали стоять за дверьми, - снова обиделся Пищиков. - Испортили настроение, поломали летный день".
Открылись двери, и Пищиков лицом к лицу столкнулся с командующим.