Читаем Дорогие гости полностью

Однако на втором слушании все оказалось еще хуже, чем на первом. Спенсер был бледен и держался уже не так нагло, но все равно вызывал не больше симпатии, чем неделю назад. А приставленный к нему адвокат – некий мистер Стрикленд, солиситор из Бермондси, взявшийся за дело, насколько поняла Фрэнсис, в порядке бесплатной юридической помощи, – не внушал ни малейшего доверия. У него были редкие растрепанные волосы, перекошенные очки, никотиновые пятна на пальцах, и он походил на зачуханного учителя латыни из третьесортной школы.

Обвинитель выглядел гораздо убедительнее. Он без запинки изложил факты, собранные инспектором Кемпом, после чего вызвал нескольких свидетелей. Первым к свидетельской трибуне подошел один из парней, которые утверждали, что слышали угрозы Спенсера в адрес Леонарда. Давая показания, он смотрел на Спенсера с нескрываемым злорадством, и было настолько очевидно, что он сводит с ним какие-то свои счеты, что Фрэнсис немного воспряла духом. Этого свидетеля точно не признают достойным доверия, решила она. Однако после него к трибуне вышла камберуэллская служанка, которая находилась со своим возлюбленным в проулке в ночь смерти Леонарда, и, когда она начала отвечать на вопросы обвинителя, вся уверенность Фрэнсис улетучилась. Сейчас, когда девушка предстала перед ней во плоти – реальная, осязаемая, пухлолицая, – Фрэнсис стало страшнее прежнего при мысли, что она тогда стояла где-то там, в непроницаемой тьме, поблизости от них с Лилианой, дыша одним с ними бархатистым воздухом. Обвинитель спросил, что именно она слышала, и девушка повторила то, что говорила репортерам: она слышала шаги, пыхтение, сдавленный вскрик «нет!» или «не надо!»… «Должно быть, – подумала Фрэнсис, полумертвая от ужаса, – это я вскрикнула, когда Лилиана дотронулась до моего плеча».

Может ли свидетельница описать голос?

Голос был «высокий», такой высокий, что сперва она приняла его за женский.

Фрэнсис облилась холодным потом.

– Но когда я узнала про убийство…

– По раздумье вы решили, что голос был мужской? Возможно, прозвучавший высоко от страха?

– Да, он был жутко испуганный. Не приведи господь услышать такое снова. От него прям кровь стыла в жилах!

Вне всяких сомнений, девушка свято верила в каждое свое слово, и ее искренность и простодушие произвели впечатление на всех присутствующих. Отец Леонарда сидел сгорбившись, прикрывая глаза ладонью. Дуглас утешительно похлопывал его по плечу – и Фрэнсис видела, что их горе тоже производит на людей сильное впечатление.

Затем обвинитель вызвал полицейского врача, мистера Палмера, чтобы тот доложил о результатах исследования, проведенного в криминалистической лаборатории. Сначала мистер Палмер рассказал про волосы, снятые с пальто Леонарда: они «по некоторым признакам» совпадают с волосами обвиняемого, но лишь «по некоторым», подчеркнул он. Он не готов поручиться своей репутацией за то, что это именно волосы Спенсера Уорда. Кровь же, обнаруженная на дубинке, «почти наверняка человеческая». Более определенного ответа лаборатория дать не смогла, но он самолично исследовал образцы под микроскопом и пришел к аналогичному выводу: да, почти наверняка. Форма ударной части дубинки также достаточно близко соответствует форме раны на голове мистера Барбера.

Может ли мистер Палмер сказать, с какой силой был нанесен удар? О, с весьма большой.

Был ли удар случайным? Скользящим? Мог ли он быть нанесен непреднамеренно? В ходе самообороны?

Мистер Палмер чуть не улыбнулся.

– О нет. Это очень маловероятно, если учесть расположение раны: не прямо спереди, а с легким смещением к затылку. Что же касается умысла… могу я попросить у вас орудие убийства на минутку? – Взяв у констебля дубинку, он поднял ее над головой, как поднимал инспектор Кемп на первом слушании. – Видите ли, – продолжил он, отодвигая манжет с запястья, – такое короткое орудие не имеет собственного момента силы. Момент силы передается от руки. – Он два или три раза взмахнул рукой для демонстрации. – В случае с более длинным предметом – крокетным молотком, кочергой или чем-нибудь вроде… да, тогда я бы предположил, что удар оказался сильнее, чем ожидал нападавший. То есть нападавший, не имевший прежде подобного опыта. Но с такой дубинкой – нет. Человек, нанесший повреждение мистеру Барберу конкретно этим орудием, точно знал, что делает.

– Значит, у него был умысел причинить смерть?

– Да, скорее всего, так.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза