Дорогие гости

Фрэнсис не верила своим ушам. Дело зажило собственной жизнью. Врач, адвокаты, полицейские – все исходили из своей версии случившегося и старательно подгоняли под нее факты. Но в таком подходе нет никакой логики. Почему никто больше не видит этого? Если они с Лилианой сейчас встанут и расскажут, как все случилось в действительности, обвинение мигом развалится. Ах, если бы только у них хватило духу! Разве честно во всем признаться не легче, чем сидеть здесь и слушать, как выступающие извращают факты? Если бы они с Лилианой могли рассказать правду, спокойно и внятно… если бы могли отвести инспектора Кемпа в дом на Чемпион-Хилл и показать напольную пепельницу… возможно, теперь он поверил бы, что произошел несчастный случай. Врач ведь практически так и сказал, верно?

Но едва Фрэнсис схватилась за спинку впередистоящей скамьи, все мышцы у нее вдруг стали как ватные. Она опустила голову и закрыла глаза, борясь со всепоглощающим страхом… А в следующую минуту слово взял адвокат обвиняемого, и она так и не встала, так ничего и не сказала. Мистер Стрикленд запросил дополнительное время для выстраивания защиты своего клиента. При всем уважении к мистеру Палмеру, он хотел бы проконсультироваться с другим врачом. И надеется получить на руки медицинское заключение.

Судья постановил отложить слушание и вернуть Спенсера Уорда в Брикстонскую тюрьму еще на семь дней.

Все то же самое повторилось через неделю и еще через неделю. Невероятно, но дело стояло на мертвой точке, никаких решений по нему не принималось. Каждый раз Фрэнсис готовилась к худшему, но получала мучительную отсрочку, и каждый раз парня отправляли обратно в тюрьму – в конце концов ей стало казаться, будто все они попали в какую-то другую реальность, похожую на дурной сон, в ад или чистилище, откуда никогда уже не вырвутся.

Все это влекло за собой непоправимые осложнения. Отец Леонарда, к примеру, старел буквально на глазах. Вправе ли они с Лилианой допускать, чтобы он раз за разом сидел на слушаниях, снова и снова видел эту дубинку, снова и снова мысленно представлял себе, как сына ударили по голове в темном проулке и оставили там умирать? Мать Спенсера тоже с каждой неделей выглядела все хуже. С другой стороны, и мать самой Фрэнсис сильно сдала в последнее время. Что с ней будет, если они признаются? Как она отнесется к тому, что они с Лилианой столь долго тянули с признанием? Им следовало сразу рассказать правду, – теперь Фрэнсис ясно понимала это. Перед ней опять открывались два темных пути, но она, как и в прошлый раз, выбрала неверный. Поздно, слишком поздно поворачивать назад. Сентябрь сменился октябрем, началось и закончилось четвертое слушание. Парень сидел в тюрьме уже почти месяц. Это было ужасно, просто чудовищно! Но в какой именно момент им с Лилианой следует явиться в полицию с признанием? В какой момент угроза для парня начнет перевешивать угрозу для них самих? Пока остается хоть малейшая вероятность, что дело кончится ничем, не стоит предпринимать никаких шагов, так ведь?

– Да, – сказала Лилиана, – не стоит.

– Но если дело все-таки передадут в Олд-Бейли? – спросила Фрэнсис. – Уорда могут приговорить к смерти. К смерти!

Лилиана побледнела:

– Ты же говорила, что это исключено.

– Тогда я так думала. А сейчас… не знаю.

– Но ты же была уверена. Ты сказала…

– Да как я могла быть уверена? Это ты настояла на том, чтобы подождать.

Теперь они продолжали в таком духе при каждой встрече: раздраженно пререкались шепотом в гостиной Вайни, в Вериной спальне, в полутемном коридоре возле двери на улицу. Или же сидели в гробовом молчании, мучительно желая заговорить, но не находя слов. Планы на будущее, художественные курсы, хлеб и вода – куда все это делось? Фрэнсис вспоминала комнату, о которой они с Лилианой мечтали. Тогда она воображала, как закрывает дверь и поворачивает ключ в замке, уединяясь от всего мира. И вот теперь они вдвоем действительно уединились в некой комнате – в своей отвратительной тайне. Все равно что в тюремной камере! Порой Фрэнсис впадала в ярость. Порой вдруг разражалась слезами. Порой они с Лилианой крепко обнимались на прощанье, и казалось, между ними все в порядке, ну или почти. Но когда однажды Лилиана спросила умоляющим голосом: «Ты меня любишь?» – Фрэнсис покоробило, как если бы вопрос задала Вера или Мин. Она притянула к себе Лилиану и поцеловала, но главным образом для того, чтобы скрыть выражение своего лица.