В академическом мире, как и во многих других профессиональных сферах, традиция ученичества восходит ко временам средневековых гильдий. В современных университетах аспиранты преподают, проверяют работы студентов и участвуют в коллективных научных проектах, благодаря чему штатные преподаватели могут сосредоточиться на собственных исследованиях. Более того, иногда аспиранты проводят часть исследований за своих профессоров. Существование такой иерархии обязанностей оправдывается тем, что аспиранты должны доказать свое право заниматься наукой. Что не менее важно, подобная система выполняет «отфильтровывающую» функцию. Не всякий аспирант может стать профессором. Необходимо написать исследование, которое получит высокую оценку от коллег; пройти через препятствия, установленные опытными наставниками; научиться с улыбкой отрабатывать долгие смены и с довольным видом поглощать лапшу быстрого приготовления. Все это – «труд надежды», надежды на успешную академическую карьеру. Когда-то прохождение череды препятствий на пути к хорошей работе было просто ритуалом, по завершении которого соискатель почти всегда получал желаемое. Но теперь это не так[531].
В обмен на стипендии аспиранты должны много преподавать и проверять студенческие работы, параллельно занимаясь собственными исследованиями. Однако если аспиранты решают создать профсоюз, то университетские администраторы заявляют, что они на самом деле не работают, а деньги, которые они получают, – это не зарплата, а грант, который покрывает расходы на образование. Получается, что труд аспирантов – это вовсе не труд, а привилегия. Социолог Эрин Хаттон называет такое двойное послание[532] «принуждением при помощи статуса», так как университетское начальство получает дополнительную власть над аспирантами именно в силу особого статуса, отличающего их от обычных сотрудников университета. (К слову, с подобной проблемой сталкиваются не только аспиранты, но также члены университетских спортивных команд, трудоустроенные в тюрьме заключенные и получатели пособия по безработице после реформы системы социального обеспечения.) «В том, что касается образовательного процесса, получения степени и будущего трудоустройства, аспиранты зависят от своих научных руководителей, – пишет Хаттон. – Научный руководитель может отчислить студента из университета или оттянуть момент окончания аспирантуры, если учащийся выполняет важную работу в лаборатории». Такая форма принуждения сближает условия труда аспирантов с условиями труда других прекариев (стажеров, продавцов, домашних работников). Поэтому после окончания аспирантуры они часто соглашаются на низкооплачиваемую и нестабильную работу. Подобно программам обеспечения занятости населения, аспирантские программы одновременно используют морализаторскую риторику, подчеркивая важность упорного труда, и эксплуатируют нарратив «труда любви», согласно которому не все виды занятости следует считать работой и не любое вознаграждение за труд является зарплатой[533].
Ароновиц и другие авторы надеялись, что «последняя хорошая работа» в Америке станет образцом для других профессий, что во всех сферах сократится продолжительность рабочего дня, а работники получат бóльшую автономию. Однако за 20 лет, прошедших с момента выхода книги Ароновица, произошло прямо противоположное: условия труда сотрудников университета стали все больше походить на условия труда работников сферы услуг. В прошлом обладатели «последней хорошей работы» в Америке, как и другие представители профессионально-менеджериального класса, могли закрывать глаза на проблемы людей, чья работа никак не связана с университетом, у кого нет престижных дипломов, кому приходится заниматься физическим трудом или работой по уходу. Более того, преподаватели с постоянным контрактом обычно игнорировали проблемы обслуживающего персонала университетов – работников столовых или уборщиков. При этом многие профессора, привыкшие считать университет обособленной сферой, не отдавали себе отчета в том, что происходящее с другими работниками умственного труда напрямую влияет и на их положение. В университете существует культура индивидуализма, проявляющаяся, в частности, в том, что преподаватели, обязанные регулярно публиковаться в научных журналах, уделяют повышенное внимание своим исследованиям. Именно излишний индивидуализм мешал работникам университета объединиться. Но по мере того как их условия труда стали все больше напоминать условия труда работников других областей, они начали задумываться о создании профсоюзов – главного оружия рабочего класса[534].