Что писать? Что петь? Есть только одна правда — правда сердца. Собственной интуиции. Но это не дорога в искусстве нашей страны, где все подогнано к моменту и необходимости данной ситуации. Сегодня надо писать так. Завтра — иначе. Я устал и не могу в этом разобраться. И не умею. У меня есть высшая надпартийная правда — человечность. Гуманность. Но если сегодня нам не нужна она, значит, надо кричать: «Убей!» и т. д. Все это трудно и безнадежно. И бездорожье полнейшее! От моего проклятого искусства, искусства игры на тончайших и скрытых чувствах и нюансах человеческой души, во мне развернулась сложная и большая машина. Эти маленькие тайные моторы стучат и дрожат и работают на холостом ходу — после концертов или после болезни — и буквально сводят с ума. Целые дни и вечера в голове несутся отрывки мелодий, строки стихов, просто наблюдения, встречи, взгляды, мелочи… Все это шумит, перебивает друг друга, и я часто думаю: уж не сумасшедший ли я? Точно через мою голову льется какой-то поток. Какая-то река, вроде Куры, которая несет щепки и мусор. И только одно-единственное средство — алкоголь. Он оглушает, успокаивает и заставляет исчезать всю эту свистопляску.
Вот почему я после концерта всегда пью.
Извини меня за это письмо, я еще болен. Скоро я приду в себя и в Москве уже буду в порядке. Числа 17-го утром буду в Москве. Доченек — моих ангелочков Божьих — и тебя, мою дорогую жену Лиличку, нежно целую.
Дорогая Лиличка!
С большим трудом купил тебе в подарок эту редкую книгу. Ее невозможно достать, т. к. она издана в очень ограниченном количестве. Это антология грузинской поэзии. Все сегодняшние и старые поэты Грузии представлены в ней, тебе это будет интересно почитать, ты же у меня настоящая грузиночка! Посылаю ее бандеролью, чтобы не таскать за собой и не платить за багаж в самолетах. Вместе с этой книгой посылаю второй пакет. Это библиотека поэтов, которую я собираю. У меня будет маленькая специальная полочка для них.
Сегодня вечером у меня тут последний концерт, и завтра утром я улетаю на Сахалин. Это недели на три. Вернусь сюда, в Хабаровск. И отсюда улечу на Магадан. Таковы пути мои, начертанные Богом. Очевидно, я должен исходить все пути и дороги моей родины, чтобы, выражаясь языком поэта, «глаголом жечь сердца людей».
Людей меня слушают тысячи, и слушают затаив дыханье, но «жгутся» ли их сердца, или нет — я не знаю. Впрочем, у некоторых они долго пылают, и при встрече со мной они выражают мне свои восторги, не давая мне проходу. Вчера купил себе коробку носовых платков цветных (рижских) и замшевые кирпичные туфли. В Москве этого не достанешь. Я все еще не вылечился от кашля и пою очень трудно. Целыми днями думаю о тебе и доченьках. Как они выглядят в шубках? После Сахалина полпути уже будет сделано, и станет легче подвигаться к Москве. Пиши мне: Южно-Сахалинск, Госфилармония, а я по приезде завтра тебе протелеграфирую для точности свой адрес гостиницы.
В общем, я чувствую себя неплохо. И когда кашель пройдет, совсем будет хорошо. Была ли ты у врача? Как твои ножки? Одевайся потеплее. […] Уже холодно, и скоро будут морозы.
Целую тебя крепко в мордочку и в твердый грузинский характер. Твой муж.
«Добродушный хохол»
Р. S. Доченек обожаемых поцелуй за меня.
Дорогая Пекочка!