Дорогой длинною...

Получил Сталинскую премию 3-й степени. Прожил тут 4 месяца и, написав, удрал в Москву. Все смеются, говоря об этой книге. Бред! Говорят, ему уже попало за «очковтирательство». В общем, ты обо мне не беспокойся. Я переношу все оптимистично и бодро. Главное — дачу купить. Кино меня совсем не волнует. И бросать свое дело я не собираюсь. Да и ролей для меня нет. Бог с ними. Четыре песни уже у меня намечены, и смонтированы тексты, а две я еще доберу. По приезде уеду в Киев, а не в Казань — и выпишу туда Ротта. Хочу совместить работу с отдыхом. Я не умею отдыхать нигде. Но Киев — родина. Поживу недели две, может, успокоюсь. Вот пока все, что можно было рассказать о себе (трясет поезд страшно).

Целую тебя в «подурневшую», но для меня все равно красивую мордочку, и целую очень нежно и крепко и много раз. Вот. Попроси Л. П. беречь моих дорогих доченек, а то я очень за них беспокоюсь. Передай ей привет. Пиши в Ю[жно]-С[ахалинс]к, Госфилармония — мне передают. Связь всегда есть.

Храни вас Бог.

Саша

* * *

Чита.

9 янв. 51 г.

Дорогая Лиличка!

Вчера наконец закончил эту проклятую Маньчжурскую ветку и вернулся в Читу. Нет слов, чтобы описать тебе весь ужас этой поездки! Мороз 57°! Ты подумай только! Дышать невозможно. У меня были припадки удушья, и я рвал на шее ворот рубахи, не имея возможности дышать. Машины только «виллис» — холодные, раскаленные от мороза, а расстояния от одного Дека доследующего 15-20 километров! Правда, нам давали тулупы, но все равно я приезжал полумертвый. Потом отходил, отогревался и вечером как ни в чем не бывало пел концерт. Из пяти концертов только на одном было относительно теплее, а на остальных холод, как на улице. Поешь, а изо рта — струя пара! Публика сидит в тулупах и валенках, а я во фраке. Правда, я под сорочку надевал свой свитер, но это мало помогает. И заметь, печи топятся на полный ход, но обогреть помещение не могут! Доходило до 60°. Я проклинал свою жизнь, но дотянул до конца. Такова театральная дисциплина моя. Даже Мишка при всей жадности к деньгам чуть не плакал и «просился домой» — я все же выпил эту чашу испытаний до конца. Принимали меня трогательно сочувствуя моим страданиям. В Дека делали, что могли, но… А самое ужасное — это «У на У»[34]. Приходилось в такой мороз ходить в уборную в сарай. Мы старались есть мало, чтобы не ходить туда. Но это не помогало. Воистину эта поездка может называться «Ледяной поход»! Если я и не был на войне, то теперь я заплатил за это сполна. Конечно, меня держало сознание того, что люди, приходившие меня слушать, живут в такой глуши, ничего не видя, ибо туда никто из артистов не едет, и для них это целое событие — мой приезд. И они так были благодарны, так рады мне. А завтра, т. е. 10-го янв[аря] я сажусь в поезд и еду в Улан-Удэ. Там у меня 4-5 концертов. После Иркутск. Пиши в Иркутск, потому что в Улан-Удэ не успеешь. Дальше, вероятно, будет легче. Все-таки гостиницы там приличные в больших городах, да и театры тоже. Впрочем, в театрах петь приходится мало, потому что они заняты труппами и дают только выходной день, а больше всего — клубы. Заводские, железнодорожные или военные. В Улан-Удэ, например, у меня только один концерт в театре, а остальные в клубах. Конечно, время для поездки неудачное — сезон. С Иркутска я собираюсь проделать обратный путь по тем местам, где я весной пел. Это уже хуже. Много не споешь. И некоторые города не берут меня из-за неимения помещений, которые все заняты. Это меня тревожит, потому что трудно выколотить ту сумму денег, которую я себе наметил для нашей дачи, где мои дорогие обожаемые девочки будут жить, загорать и расти. Но я упрямый хохол и своего добьюсь, хотя бы мне пришлось еще год ездить и мерзнуть. Из Улан-Удэ дам тебе телеграмму. Письма твои меня очень поддерживают, и это моя единственная радость — получить из дому письмо. Пиши мне, помни, что мне очень трудно. Напиши, что у нас дома, как дети, как твое настроение и ученье. Теперь уже, я думаю, недолго осталось. В феврале я приеду. В остальном все хорошо. Я здоров, пока ничем не болею, кроме мелочей — кашля и ревматических болей в суставах рук и ног, от мороза, вероятно. Поздравляю тебя и всю семью с праздником Рождества Христова, которое было вчера — 8-го янв[аря]. Напиши мне про елку и что было у вас и где встречали Новый год. Получил твою телеграмму, довольно суховатую, и от Осмеркина. Да еще Казимир меня поздравил. Вот и все. Ну пока все. Не думай, что я жалуюсь.

Это просто привычка рассказывать тебе все, что происходит. А иначе и писать не о чем было бы. Поцелуй моих красавиц доченек, передай привет всем остальным. Да хранит вас Бог.

Саша

* * *

Иркутск.

18 января 1951 г.

Дорогая моя Пекочка!