Мама наседает: настоятельно советует подумать о будущей профессии. По идее, сейчас я должна заниматься предметами, по которым собираюсь сдавать ЕГЭ, а мне плевать. Хочется лишь стоять под умирающим солнцем и перестать существовать вместе с его заходом.
Оно гаснет за крышами домов, и я остаюсь одна в оглушающей тишине.
Завтра все начнется заново. И легче не станет.
Мне под силу сойти с этой адской карусели. Сейчас я пойду домой и помогу себе исчезнуть навсегда. Все просто, и способов сделать это — превеликое множество.
Осознание пробирает до костей ужасом, эйфорией и принятием. Меня некому удержать.
Ну а если так, я пойду до конца.
Эти серые кирпичные стены я вижу в последний раз. Как и этот ржавеющий железный забор, как и эти деревья, как и это небо… Как и эту весну и эту реальность.
Не жалко. Я даже не буду по ним скучать.
Прячу руки в карманы парки и выдвигаюсь в сторону остановки, но тут на крыльце нарисовывается Баг. В джинсах с драными коленями и в расстегнутой куртке, вечно замерзший, с красным носом, едва сошедшим синяком и дурной улыбочкой. Вот что мне делать, а?
— Привет! — обреченно вздыхаю я, и воздух наконец наполняет легкие, провоцируя головокружение.
— Привет. — Баг протягивает мне что-то, что при ближайшем рассмотрении оказывается коротеньким желтым цветочком мать-и-мачехи. — Вот. Дарю.
— Спасибо. — Я принимаю цветочек, словно он — чья-то нежная маленькая душа, и к глазам подступают горячие слезы. — Машу ждешь?
— Вообще-то тебя.
Дыхание снова сбивается:
— Зачем?
— Ну… Допустим, чтобы проводить до остановки.
Он не ждет, что я буду возражать: обхватывает мое предплечье и устраивает на своем. Дальше мы идем под ручку.
Сумерки, тишина, под ногами хрустят скованные вечерним морозцем лужи. Мы шагаем по темной голой аллейке, и дорога ведет нас прямиком в никуда.
Прочищаю горло, но все равно заговариваю не своим голосом:
— Баг, а если серьезно, зачем ты пришел?
Он пожимает плечами:
— Не знаю. Просто хотел погулять с тобой вот так.
Каждое его слово обжигает крутым кипятком, и я взываю к здравому смыслу:
— Баг, ты в своем уме? У тебя беременная жена, а тебе приспичило погулять со мной?
— Да, у меня беременная жена. Все никак не свыкнусь с этим.
— А пора бы.
— Знаю.
Мы подходим к концу аллеи, яркие фары и шум моторов проезжающих машин окончательно нарушают уединение. Баг останавливается и смотрит мне в глаза — долго и пристально, словно пытаясь навсегда сохранить в памяти. Он намного выше и смотрит сверху вниз — из-за моего роста мало у кого из окружающих есть такая возможность. У Бага она есть и вызвала бы у меня привычный дискомфорт, если бы не ощущение, что за его плечами я становлюсь невидимой для всех бед и проблем…
В коконе доверия и уюта отключаются все звуки, кроме громкого стука сердца, и с губ Бага вместе с паром срывается:
— Если скажу, что я с Манькой не по своей воле — совру, как последнее чмо. Я сам настоял на свадьбе, «взял на себя ответственность», так что всю серьезность ситуации осознаю. Прости, Эльф, сам не понимаю, какого хрена нарезаю вокруг тебя круги. Мне просто кажется, что ты держишься за воздух и вот-вот улетишь. В последнее время я из-за этого спать не могу. Мне нужно знать, что ты в норме. Каждую минуту нужно это знать. Ты, главное, не косячь, ладно? Давай будем на связи.
И вот тут-то меня начинает трясти.
Как он догадался? Как сумел выхватить из эфира мой немой крик о помощи?
Слезы горячими ручьями текут по щекам.
Баг подходит ближе и обнимает мои худые плечи, а меня колотит, или это мир трясется и рушится, и земля уезжает из-под ослабевших ног. И даже когда этот приступ сменяется тихим блаженством, тянущим и теплым, Баг все еще не отпускает меня. Я и не вырываюсь.
— Одинокий инопланетянин, — шиплю еле слышно.
— Что?
— Одинокий инопланетянин. Я.