Лужи в кроссовках, вода на кончике носа и наушники в ушах: жизнь прекрасна. «Страху нет, нет страху-ху…ты думаешь, что думаешь, а думаешь ли ты?». Неа, не думаю и мне хорошо. Спасибо Богу за дождь, за лужи и за то, что музыка меня вставляет. «Тебя вставляет, ты вставляешься…Громкость максимальная…» И орет в наушниках на максимум, и во мне на максимум врублен пофигизм. Пофиг на жуткие сны, пофиг на медленно съезжающую крышу, неизменно радующую сюрреалистическими кошмарами и странными ведениями наяву.
Пойти в кино в одиночестве — это клиника? А не все ли равно? Что там в программе? «Красная шапочка». Очередной голливудский трэш, ну и отлично. В почти пустой тьме зала мне наконец стало хорошо и даже инфантильность сюжета не очень напрягала. Тем более, что всегда можно сделать вид, что задумка на арт-концептуально-нуар-арежисерисамнепонялчехотел вполне удалась. Ну и пусть смешно в самые «ответственные моменты», не первый раз меня можно будет обвинить в неадекватности реакций. Извращённой уже называли — за то, что нахожу красоту там, где ее не видят. Дурой называли — за пренебрежение «общественными ценностями». Асоциальной называли — за любовь к одиночеству. Холодной тоже — за мои вечные маски. Будем коллекционировать лейблы, раз уж сама не могу определиться с тем, кто я есть.
Почти год назад случился тот самый срыв. Мне так надоел мой образ, стиль жизни, надоело прятать за очередной маской свои мысли и чувства, что я бросила все, абсолютно все: жениха, карьеру, весь свой идеальный мир идеальной женщины. Мне казалось, что так я наконец обрету свободу, что вновь смогу нормально дышать, чувствовать, радоваться жизни. Частично так и вышло. Но лишь частично. Чувство удовлетворенности так и не наступило, нет, обратно в тот идеальный мир я не хочу, но и определиться с тем, что мне нужно на самом деле так и не получилось. Вот и существую уже который месяц в этом состоянии «между».
Переход от мягкого полумрака зала к яркому дневному свету как обычно ослепил, так что я не успела вовремя затормозить и уткнулась носом в чью-то спину. Спина обернулась и оказалась парнем с пронзительно, завораживающе-зеленными глазами. Такие глаза часто называют колдовскими, а добавить к этому немного кривоватую полуулыбку и девчонки должны укладываться штабелями. Что они скорее всего и делают, судя по лукавому блеску. Такой взгляд подобен разрывной гранате — не убьет сразу, так навсегда покалечит осколками. Я его почти узнала, но не успела ничего сказать, парень отвернулся и в два счета скрылся, оставив меня в ошалевшем молчании смотреть ему вслед. Вот же… Черные, еще немного влажные волосы, собранные в низкий хвост вот и все, о чем я могла думать. Почти обретенное спокойствие рассыпалось карточным домиком. Нет, сегодня явно не мой день.
Домой я возвращалась отнюдь не прогулочным шагом, мчалась по лужам, совершенно не обращая внимание на брызги, окружающих, машины, за что чуть было не поплатилась. Трусливое бегство было прервано грубо и безапелляционно, а как иначе можно отозваться о машине, настойчиво пытающейся переехать? Наезд не удался, впрочем, не от нехватки стараний, а исключительно благодаря случайности — увидев краем глаза надвигающееся нечто, я отпрянула, споткнулась и грохнулась на асфальт.
— Девушка, с вами все в порядке?
Я непонимающе уставилась на блестящие, дорогие, точно знаю, ботинки, но обзор закрыла протянутая рука, за которую я ухватилась, поднимаясь.
— Вроде все нормально, если не считать запачканной одежды и отбитого колена.
— Может скорую вызвать?
Сознательный прохожий, как мило. Я осмотрелась, дабы оценить ущерб — куртка мокрая, джинсы мокрые и с незапланированной дырой на коленке, которая, кстати, все же немного саднит. Да и ладони, судя по всему, сильно поцарапаны. Черт, так и есть. Вот же…
— Нет, спасибо, в этом нет необходимости.
— Вы упали, вам должно быть стало дурно, я все же вызову скорую.
— Нет, не скорую, полицию, этот идиот пытался меня переехать! — злость прорвалась в голос, как только я поняла, что чуть было не произошло.
— Переехать? Кто?
— Ну как же, та машина…
— Какая?
Я недоуменно огляделась, узкая улочка, огибающая парк, была абсолютно пустой, если не считать несколько машин, припаркованных выше по дороге. Что за?
— Должно быть он успел уехать.
Скептическое молчание было мне ответом. Я вскинула голову, чтобы попытаться убедить прохожего в правдивости своих слов и только тут обратила внимание на его внешность. Мой типаж — высокий, подтянутый, с коротко стриженными темными, почти черными волосами, бледной кожей, какими-то острыми чертами лица и… обалденно теплыми шоколадными глазами, в которые хотелось смотреть и смотреть. От него за версту разило богатством, уверенностью в себе, и успешностью по жизни. И все это с привкусом Фаренгейта. Сладко-кислая горечь, почти как мои воспоминания о прошлой жизни.
— Лукаш.
— Простите? — мне показалось, что я что-то не то услышала.
Незнакомец улыбнулся:
— Мои имя Лукаш, — и прежде, чем я успела что-то сказать, — Мама полячка, ярая католичка.