Он сразу же отпускает меня, даже не глядя в мою сторону. Но я еще долго чувствую легкий след его прикосновения, похожий на призрака, маниакально напоминающего мне, что теперь моя жизнь связана с человеком, который когда-то был моим врагом. Сейчас мы далеки от этого. Проблема в том, что я понятия не имею, кем мы приходимся друг другу теперь и как я должна выжить с ним под одной крышей.
Моя жизнь простирается перед глазами, как длинная темная дорога. Дорога, на которую я завела себя сама. Черт. Нельзя думать об этом в таком ключе. Ведь есть небольшой луч надежды. Согласно соглашению, если Сэм вернется в любой момент до конца года, что она и
Когда Норт везет нас домой, я не могу избавиться от тяжелого чувства поражения, которое лежит на моих плечах. Вероятно, Карен задела меня глубже, чем я готова признать.
Мейкон сидит впереди с Нортом, молча смотря в окно. Норт ловит мой взгляд в зеркале заднего вида, и морщинки дружеского смеха собираются вокруг его глаз. Мейкон каким-то образом чувствует направление взгляда Норта и прищуривается, глядя на меня. К какому бы выводу он ни пришел, выражение его лица становится мрачным. Однако Мейкон откидывается на спинку кресла и продолжает задумчиво смотреть в окно. Что меня вполне устраивает. У меня нет желания разговаривать.
Только мне не дали отдохнуть. Как только Норт высаживает нас перед домой и уезжает в гараж, Мейкон тянет меня в тень лимонного дерева. Эти желтые фрукты отяжелели от сока и свисают над его головой, как золотые капли дождя, когда он без промедления набрасывается на меня.
— Давай проясним одну вещь…
— Если это из-за того, что я не вела себя мило с Карен, то клянусь богом, Мейкон, я отрежу твои яйца и оставлю умирать.
Из него вырывается протяжный смех.
— Мне плевать на Карен, она наговорила гадостей. — Он наклоняет голову, чтобы мы смотрели друг на друга, в его глазах появляется блеск.
— И не приписывай мои яйца к этому. Они здесь совершенно невинные свидетели.
— Они привязаны к тебе, поэтому я считаю, что так будет честно.
Мейкон на мгновение прищуривается.
— Ты никогда не играла честно, Картофелька.
— Не подходи ко мне, ладно? Твое лицемерие душит.
Он делает все наоборот и подходит ближе. Аромат лимонов смешивается со сводящим с ума теплом его кожи. Я улавливаю нотки мятного чая со льдом, который он пил за обедом, когда его глубокий, тягучий голос касается моего уха.
— Мне все равно, чем ты занимаешься в свои выходные…
— Подожди, у меня правда есть выходные? Я просто в шоке…
Я едва не вскрикиваю, когда он щиплет мочку моего уха пальцем.
— Вторник и четверг начиная со следующей недели, негодница. — Мейкон еще раз гладит мочку моего уха, прежде чем отойти. — А теперь, может, ты помолчишь и дашь мне сказать?
Я предполагаю, что это риторический вопрос, и прикусываю губу, откидывая голову назад, чтобы рассмотреть его. Выражение лица Мейкона немного обиженное и немного веселое. Но оно быстро становится мрачным.
— Ты вправе делать со своей личной жизнью все что хочешь, — выпаливает он. — Но Норт под запретом.
Из всех мужчин… я ничуть не заинтересована в Норте, поскольку знаю, что он также не заинтересован во мне. Очевидно, Мейкон бестолковый. И я не собираюсь просвещать этого придурка. Делаю вдох, задерживая его и медленно выдыхаю.
— Ох, правда?
— Да. Мне не нужно, чтобы мои работники избегали друг друга, когда секс наскучит. А поверь мне, так и будет.
Мне хочется рассмеяться. Хочется дать ему пощечину. Как бы то ни было, мое дыхание учащается и становится рваным.
— Значит, Норт под запретом, пока я работаю на тебя. Понятно.
Щеки Мейкона становятся красными, и готова поклясться, что этот мужчина рычит. Рык грохочет в его широкой груди, когда он процеживает сквозь зубы:
— Он не для тебя, Делайла. Если, конечно, ты не хочешь подбирать остатки за Сэм.
Такое ощущение, будто мне дали пощечину. У меня перехватывает дыхание. Черт, это было низко. Не только по отношению ко мне, но и к Норту. На мгновение, что-то похожее на вину мелькает в карих глазах Мейкона, но оно быстро исчезает за упрямой самоуверенностью и дерзко вздернутым подбородком.
— Что ж, — протягиваю я, — получается, ты тоже под запретом.
В ту секунду, как я произношу эти слова, мне хочется забрать их обратно. Яркий, холодный ужас пронизывает меня. Почему я это сказала? Почему?
И, о боже, самодовольная усмешка расползается по его четко очерченным губам. Его веки немного опускаются, улыбка становится шире — полный образ эгоцентричного мужчины.
— Приятно знать, что ты рассматривала меня, Картофелька.
С этими словами он разворачивается на каблуках и грациозно хромает обратно в дом.
Глава двенадцатая
— У меня проблемы.