Я смеюсь над его недовольным взглядом. В ответ он одаривает меня слабой, раскаивающейся улыбкой, при этом немного лукавой, словно ему нравится дразнить меня. Самое безумное то, что мне тоже нравится это. Я стараюсь казаться серьезной, хотя, вероятно, у меня это не получается.
— Мейкон, я только что пришла к тому, что хочу убивать тебя только иногда, а не все время.
Мейкон усмехается.
— Это уже прогресс.
Мы смотрим друг на друга, наша жизнь была полна раздражений и недоразумений, сдержанного уважения и взаимного восхищения между нами. Теперь наше отношение друг к другу меняется, никто из нас не понимает, как делать это правильно, и все же мы стараемся.
— Мы можем действовать в том темпе, в котором пожелаешь. — Мейкон скользит большим пальцем по тыльной стороне моей руки, медленно и безумно приятно вырисовывая им круг. — Однако у меня есть предложение.
— Почему у меня такое чувство, что ты втягиваешь меня в неприятности?
В ответ он широко ухмыляется.
— Это может быть неприятностью только в том случае, если тебе это не нравится.
— Прекрати смотреть на меня этим сексуальным взглядом.
— Сексуальным взглядом? — он давится смехом.
— Ты смотришь на меня так, будто ты… ты…
Его глаза блестят от коварных намерений.
— Хочу просунуть голову между твоих бедер и лизать тебя до тех пор, пока мы оба не кончим?
Из меня вырывается сдавленный стон, когда импульс чистой похоти ударяет в чувствительную плоть. Мне хочется прикоснуться к себе, прижаться к этой изнывающей боли, чтобы облегчить ее.
— Мейкон…
— Потому что половину времени я только об этом и думаю, — продолжает он, — поскольку в оставшуюся половину я думаю о том, чтобы поцеловать твои пухлые губы или задрать твой топ, чтобы наконец — наконец, черт подери, — увидеть эти великолепные сиськи.
— Мейкон!
— Делайла, — парирует он.
Боже, я хочу, чтобы он сделал все это и даже больше. Хочу раздеть его и лизнуть его теплую кожу. Провести по ней языком, как по ложке с тающим мороженым. Зачем я сказала действовать постепенно?
Что бы он ни увидел в моих глазах, улыбка сползает с его лица, превращаясь во что-то пылкое.
— Сегодня вечером я не прикоснусь к тебе. Вместо этого ты прикоснешься ко мне.
— Прикоснусь к тебе? — мой пульс учащается и начинает бренчать.
— Да. — Он кладет руки по бокам ванны, привлекая мое внимание к его широким плечам и четким очертаниям бицепсов. — Дотронься до меня руками, проведи ими по мне; чувствуй себя комфортно рядом со мной, делай то, что пожелаешь. Тебе можно все.
О, боже. Я хочу этого. Он представляет собой акры гладкой, влажной кожи и рельефных мышц. Я бы прикасалась к нему всю ночь, а потом окончательно бы лишилась своего разума.
— Разве это не считается сексом?
— Нет, ведь только ты прикасаешься ко мне. — Его взгляд скользит по мне, подобно шелку. — Ты же хочешь этого?
Хриплое «да» срывается с моих губ прежде, чем я успеваю подумать.
Его ноздри раздуваются, в глазах горит чистое искушение.
— Тогда прикоснись ко мне, Делайла.
Я обвиваю пальцами борта ванны, пытаясь удержаться. Только не упади.
— Но дальше прикосновений это не зайдет. Не хочу дразнить тебя.
— Но я хочу, чтобы ты дразнила меня.
Часть меня все еще не может поверить, что мы здесь и говорим об этом. Что он обнажен и податлив.
— Хочешь?
Он сглатывает.
— Да, я, черт подери, хочу.
— Даже если ты ничего из этого не получишь?
Прерывистое дыхание.
— Если ты прикоснешься ко мне, я кое-что да получу. — Его томный голос обволакивает мою кожу, как теплый мед.
— Боже…
— Я не пошевелю ни единым мускулом, — обещает он, — если ты не попросишь меня об этом. А теперь, соберись, женщина, и перестань тянуть время.
Я не могу удержаться от смеха.
— «Соберись, женщина»?
— Я подумал, ты возразишь против «наберись мужества».
— Ты правильно подумал.
— Ты все еще тянешь время.
Качая головой, я расслабляюсь. Затем встаю.
Глава двадцать вторая
— Куда ты собралась? — легкая тревога в голосе Мейкона доставляет удовольствие.
— Взять твой шампунь. — Я беру бутылку из огромной душевой кабины, затем возвращаюсь и ставлю табурет позади него. Плечи Мейкона напрягаются. — Тебе нужно вымыть голову, помнишь?
— В данный момент разум покинул меня.
Я смеюсь, и все время, пока вожусь с ручным распылителем у крана, он не двигается. Струи теплой воды вырываются наружу.
— Наклонись немного вперед, если можешь, — говорю я, чувствуя странную потребность понизить голос.
Мейкон издает тихий болезненный протест, но поднимается достаточно, чтобы вода могла стекать по его спине, а не из ванны. Это хорошее напоминание о том, что, как бы сильно я ни хотела прикоснуться к нему и как бы сильно он ни хотел того же, ему больно. Как можно осторожнее, я ополаскиваю его волосы, держа руку у лба, чтобы вода не попала ему в глаза. Я чувствую его напряженное дыхание, словно он боится пошевелиться, и его тепло. Боже, от него исходит поток жара.
Когда волосы Мейкона становятся достаточно мокрыми, я выключаю краны.
— Можешь снова откинуться на спину.