Я не рассказываю ей о прошлой ночи, поцелуях, растущем влечении. Не рассказываю ей о том, что мы с Мейконом становимся ближе, или о том, как тот открывается мне. Это было бы сродни предательству. В какой-то момент моя преданность изменилась.
— Рабочая договоренность. — Горькая ложь тает на языке. Мы нечто большее. Намного. — Учитывая обстоятельства, Мейкон повел себя очень достойно.
Боже, если бы я и правда думала об этом в таком ключе. Глупая неуверенность. Чертова Сэм, что вызволила ее.
Она вновь наносит удар прямо по больному.
— Ты не слышала и половины тех гадостей, которые он говорил о тебе. Он терпеть тебя не мог, Ди. Думаешь, это чувство так легко пройдет? Черт подери, ты даже не стала смотреть «Темный замок», потому что тебе было мерзко вспоминать о нем, а это было всего несколько месяцев назад.
Ее слова обрушиваются на меня, как горячая смола, прилипая и обжигая. Она должна понимать, что причиняет мне боль. И что она готова пойти на все, чтобы доказать свою точку зрения.
— Это нечестно по отношению к нему, Сэм. Люди взрослеют. Я повзрослела. Мейкон тоже.
— Именно об этом я и говорю! Ты теряешь бдительность. Мейкон использует тебя в своих интересах.
— Зачем ему это? С какой целью? — я качаю головой, раздраженно выдыхая.
— Чтобы использовать тебя как приманку и заманить меня обратно.
— Так заглоти наживку, — огрызаюсь я. — Вернись и покончи с этим.
И тогда все встанет на свои места. Струйка страха пробегает по спине. Что произойдет, когда она вернется?
— Я приеду. Скоро.
— Так не пойдет. Я должна сказать ему, что ты звонила.
— Нет! Не смей!
— Почему? Он должен знать.
Я практически слышу, как в ее голове крутятся шестеренки.
— Он снова начнет возмущаться, и на этот раз не станет меня жалеть. Скажешь ему, и я не вернусь.
— Ох, это подло. — Я не могу ударить Сэм, поэтому бью по мягкому подлокотнику кресла. — Очень подло.
— Разве я не права? Он станет еще злее, ища меня.
Она не ошибается.
— Если ты не хочешь уезжать оттуда… — слова Сэм звучат больше как вопрос.
— Я не уеду. Я дала обещание. — Другую правду, почему я не хочу уезжать, ей лучше не знать. Еще рано. Я привязалась к этому месту, к Мейкону. Это слабость? Глупость с моей стороны? Не знаю. А Сэм только больше мутит воду.
— Так я и думала, — говорит она. — Только не создавай лишних проблем. Я вернусь, как только смогу. И верну Мейкону его гребаные часы. Но не смей поддаваться на его уловки, какими бы они ни были. —
— Ты ведешь себя слишком драматично.
— Неужели?
— Да. И я даю тебе месяц. После этого я ему все расскажу.
Месяц — более чем щедро. Хотя чувствую, будто предаю Мейкона, держа это в секрете.
— Хорошо, — говорит она. — Но я узнаю, если ты скажешь ему.
Вот почему я соглашаюсь на это. Потому что он снова начнет ей писать. Он захочет, чтобы она вернулась немедленно. Но, как и раньше, его угрозы и сообщения не заставят Сэм вернуться. Она должна сама захотеть сделать это.
Я чувствую себя маленьким, капризным ребенком, не желающим слышать ее голос. Не могу поверить, что так сильно ждала ее звонка.
— Просто верни сюда свою задницу вместе с часами.
— Я вернусь, — обещает она, растягивая слова. — И помни свое прошлое. Помни, какой Мейкон на самом деле.
Сэм вешает трубку, а я остаюсь сидеть с телефоном в онемевших руках.
Помни, какой Мейкон на самом деле. Или каким он был?
Телефонный звонок Сэм не дает мне покоя. Пытаюсь отогнать это чувство прочь, но ее обидные фразы продолжают крутиться в голове. Я не могу избавиться от них. Они преследуют меня, даже когда я направляюсь в место, которое обычно делает меня самой счастливой, — на кухню. Они эхом разносятся повсюду, как злополучная мелодия, когда я режу лук, от которого щиплет и слезятся глаза.
— Забудь об этом, — бормочу я, вытирая рукавом уголок заплаканного глаза. — Это всего лишь слова. Это не значит, что она права.
— Ты плачешь? — Мейкон стоит у входа в кухню, нахмурившись. Мгновение я просто смотрю на него, вспоминаю его бронзовую кожу, бисеринки воды и то, как он кончил в моей руке со стоном, который, казалось, вырвался из самой глубины его широкой груди.
Мое лицо пылает жаром. Должно быть, Мейкон заметил это, поскольку его лицо расплылось в ухмылке. В чернильных глазах пляшет озорство и нежность.
— Лук. — Я откладываю нож, чтобы вымыть руки и сполоснуть лицо прохладной водой. — Этот особенно свиреп.
Мейкон не спеша подходит ко мне, на его губах играет довольная ухмылка. А я стою здесь, нервная, как кошка с блохами. Остановившись передо мной, он протягивает руку и нежно касается мое щеки, ловя капельку воды, которую я пропустила, когда вытирала лицо. Я пытаюсь не вздрагивать. Но безуспешно.
Хмурый взгляд возвращается.
— Ты в порядке?
Я понимаю, что он спрашивает не только о проклятом луке.
— Да.
Его взгляд не меняется.
— У тебя что-то на уме.
Это не вопрос. Становится почти невыносимо терпеть это неприятное, отвратительно чувство, делающее меня нервной.
— О чем ты думаешь? — спрашивает он тихим, обеспокоенным голосом.