В 1850 г. в Вятской губернии собирались разнообразные статистические сведения, и среди прочих вопросов рассылавшейся по уездам анкеты был вопрос о суевериях, связанных с охотой и рыбной ловлей. По этим сведениям, в 1-м стане Котельничского уезда отмечено такое: «Из суеверий существует в настоящее время одно между крестьянами, занимающимися звероловством и рыболовством, заключающееся в том, что всякий отправляющийся на охоту и на ловлю не должен ни в каком случае поминать священника и зайца. Ежели охотник на пути встретит священника или заяц перебежит ему дорогу, он ворочается домой и в тот день ужне решается идти на охоту»[494]
. В анкетных сведениях 1882 г. об Игумновском приходе Слободского уезда Вятской губернии, при общей характеристике суеверий тамошних крестьян, вера «во встречу» открывает этот краткий перечень: «Крестьяне верят в счастливые и несчастные встречи, верят в колдунов, в порчу»[495]. В этнографическом очерке «воспитанника семинарии» А. Преображенского о крестьянах Моложского уезда Ярославской губернии сказано о таком обычае очень забавно: «Известен старинный предрассудок, при некоторых встречах, сворачивать с дороги или же и вовсе возвращаться домой, почитая такую встречу недоброю. Ныне это суеверие уничтожается»[496]. С кем именно сталкиваясь, ярославские крестьяне выказывали столь прискорбное суеверие, семинарист Преображенский не уточнил. Однако же можно не сомневаться, что тут имелись в виду ситуации, когда мужикам и бабам на их пути попадался поп или монах. Корреспондент Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева на рубеже XIX–XX вв. отмечал, что в Вязниковском уезде Владимирской губернии крестьяне относились к причту почтительно, но при этом суеверно боялись встречи с духовенством, особеннос попом («пути не будет»). Если всё же встреча состоялась, то тогда у него просили благословения[497]. Вот и в поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (которая писалась в 1860–1870-х гг.) священник, чтобы пояснить любопытствующим крестьянам, «каков попу почёт», укоризненно их вопрошает: «С кем встречи вы боитеся, // Идя путём-дорогою? // Чур! Отвечать на спрос!»[498] В другой поэме Некрасова – «Коробейники» (1861) – пожилой богобоязненный коробейник объяснял своему молодому напарнику их торговую неудачу тем, что он, дескать, поддался суеверию: «Встрелось нам лицо духовное – // Хуже не было б греха. // Хоть душа я христианская, // Согрешил – поджал я хвост»[499]. В написанной в начале 1860-х гг. повести Л. Н. Толстого «Поликушка» есть эпизод, в котором робкий мужичонка Поликей рано утром выехал с постоялого двора на телеге, запряжённой мерином по кличке Барабан: «Не то от холода, не то от страха мороз пробегал у него по спине, и он всё потрогивал и потрогивал Барабана. Первый встретившийся ему человек был поп в высокой зимней шапке, скривым работником. Ещё жутче стало Поликею»[500].В популярной брошюре для народа, одной из целой серии, издававшейся Московской синодальной типографией, подробно говорилось об этом суеверии. «Руководясь таким суеверным помыслом, некоторые из простонародья, к стыду своему, без зазрения совести, не сделав священнику из вежливости учтивого поклона и как бы с сердцем, говорят ему, когда он намеревается перейти им дорогу: “погоди, батюшка, я проеду, а потом ты пройдёшь”. Священнику, знающему суеверие народное, конечно, понятна цель такого предупреждения. Иногда же, завидев издали идущего им навстречу священника, с негодованием возвращаются домой. ‹…›…Они, к оскорблению чести своего духовного отца, стараются совершенно избежать встречи с ним…» Объяснение же сему обычаю анонимные авторы брошюры усматривали в первых временах христианства на Руси, когда ещё не просвещённые язычники старались уклониться даже от встречи с проповедником истины Христовой[501]
. Разумеется, это весьма наивное и бездоказательное истолкование.Т. Б. Щепанская объясняла такое отношение к встреченным на пути священнослужителям в соответствии со своей основной идеей о том, что «дом» в народной традиции резко, вплоть до, так сказать, перемены знака, противопоставлялся «дороге», и потому привычные домашние нормы в дороге не действовали. Она писала, что «на начальном этапе пути табуировались и христианские символы…» – именно как «наиболее яркие символы действовавшего дома Закона…» По её заключению, неприятием «символов Закона» и «божественного», неприятием всех общепринятых, «домашних» норм и правил объясняется избегание встречи со священнослужителями[502]
.