Досье Габриэль Витткоп

ФД: Вы пишете: «Всякая возможность беспрестанно умножается в геометрической прогрессии, всякое событие варьируется бесчисленное количество раз. Сочетания, приспособления, подлаживания событий друг под друга рождаются одно из другого, как пальмовые ветви, как гроздья фейерверков, как взрывы неведомых галактик, они, может быть, и есть Вечность». Если я определю ваше творчество в целом и «Смерть К.» в частности как квантовые, как литературу с квантовой эстетикой, что вы мне на это ответите?

ГВ: Именно квантовой? Кант здесь ни при чем?

ФД: Нет - квантовой от слова quanta. Квантовая теория - это научная революция, свершившаяся в физике и астрофизике в начале двадцатого века. Она разрушила здание, воздвигнутое классической наукой, осмелившись с арациональной точки зрения рассмотреть проблему существования духа и/ или материи.

ГВ: Я недостаточно компетентна, чтобы вам ответить, поскольку в отношении физики я почти так же невежественна, как и в отношении механики.

ФД: Так вот представьте себе - вы в литературной сфере формулируете определенные принципы квантовой теории.

ГВ: Замкнутая жизнь сделала из меня гения. Гений - чудовище, а чудовище необщительно.

ФД: Вы как тигр-одиночка, бродящий по болотистому лесу...

ГВ: Я животное-одиночка, и - так же, как тигр должен уметь не пропасть в болотистых лесах - человек-одиночка должен уметь не пропасть в джунглях идей. И это прекрасно!

ФД: Случается вам чувствовать пресыщение?

ГВ: Умственно?

ФД: Да.

ГВ: Усталость - да, часто. Случается, я устаю умственно. Но я спасаюсь тем, что отсыпаюсь вволю. Благодаря этому я до сих пор более-менее «держусь в седле». Я невероятно много сплю. Всякий раз это возрождение. Утром я свежа, как роза. Я встаю в пять утра.

ФД: Вы работаете по утрам?

ГВ: Нет уж! Я работаю днем. Утро уходит на всякие тривиальные дела, которые отнимают у меня массу энергии. Но приходится их делать... я люблю чистоту, я люблю порядок. А еще нужно в банк, на почту, к врачам... Мне повезло, что квартира у меня тихая, и из нее виден старинный парк Ротшильдов. Я слышу только свое дыхание. Я работаю до без десяти семь, как служащая, потом ставлю точку и читаю до полуночи. Ритм жизни у меня, как у монаха. Когда я не читаю, то посвящаю вечер друзьям. У меня сильнейший культ дружбы. Есть друзья, которых я знаю больше 25 лет... мы и сейчас встречаемся.

ФД: Друзья немецкие или французские?

ГВ: Немецкие. С декабря, с тех пор как я стала известной, со мной заводят знакомство весьма симпатичные люди...

ФД: Давая ретроспекцию высказываний К., вы приводите такую фразу: «Воистину мертв тот, кто ничего не оставил после себя». Расскажите мне об этом следе... как - и зачем - оставлять по себе след, если в то же время отстаивать - как вы это беспрестанно делаете - свое право ненавидеть размножение?

ГВ: Важен лишь интеллектуальный след.

ФД: Вы также пишете: «Жизнь К. не имеет другого смысла, кроме того, который она получает посредством смерти, в самой смерти». Вы думаете, что ваше существование будет иметь только тот смысл, который оно обретет посредством смерти, в самой смерти?

ГВ: Да, это, говоря по-латыни, сумма, или итог. Подведение итога. Мне хотелось бы, чтобы у меня было несколько минут перед смертью, чтобы подвести итог. Но я уже начала высчитывать алгебраическую сумму своих приобретений и упущений.

ФД: Но разве писательство - это немного не то же самое?

ГВ: Да, разумеется.

ФД: Может быть, это тоже след...

ГВ: Да, временный след.

ФД: Временный, да... А смерть - это навсегда.

ГВ: Вот видите.

ФД: «Смерть К.» - великолепный текст, полагаю, он ваш любимый...

ГВ: У меня от него мороз по коже. Я читала его на публике, полторы недели назад, во Франкфурте... У меня ком стоял в горле, и слезы на глазах.

ФД: Этот текст оставляет нас в состоянии наполненности... близком к обращению в ничто. Душа остается как бы подвешенной там, где Вы пожелали ее оставить...

ГВ: В сущности, это саспенс, «подвешенное» состояние... Вы видели передачу «Культуральный бульон»? Бернар Пиво спросил меня, почему я все время возвращалась к удару ножом... да потому что это единственное, что мы знаем точно! Я поехала в Индию - после смерти Кристофера - и врачи мне сказали, что можно было его спасти...

ФД: Если бы нож несколько раз не повернули в ране.

ГВ: И это-то всё и решило!

ФД: Из-за этого К. Обречен...

ГВ: Это решающий момент, и потому-то он и возвращается все время лейтмотивом.

ФД: Я подольше задержусь на другом вашем произведении, которое при своей фрагментарности все же обладает нерушимой связностью - «Страстный пуританин».

ГВ: Окажите такую любезность, Феличита.

«Страстный пуританин»

Чего я ждал?.. Ничего в итоге, и даже это было слишком