Доспехи совести и чести

– Не бойтесь, я не предоставил им ничего из того, что они уже не знали без меня, тем не менее, наша переписка, для человека непосвященного и несведущего, могла показаться не иначе как предательством. Но лишь на первый взгляд, истину же не смог бы увидеть, разве что слепец или же человек не желающий видеть истины. Хотя, теперь, какая в том разница. Я поступил, как поступил, я сделал выбор, пожертвовал меньшим, чтобы получить важное, вот только проиграл. Я мнил себя ферзем, а оказался, пешкой, – с горечью заключил он и замолчал.

– Что же случилось после?! – не выдержав воскликнула Лиза.

– А после случилось, что не все в России заняты делами Отечества, что я по своей наивности, а точнее глупости не учел. Третье отделение, а точнее место начальника Третьего отделения, не дает покоя не малому количеству лиц. Я и сам знаю с десяток, желающих, мечтающих, а точнее одержимых этой должностью, а значит всей той властью, которое сие место наделяет, в числе которых, каюсь, был и сам. Но один из них желает этого больше других и оттого готов и способен на многое, если не сказать на все. Не озабочен он ни угрозой внешней, ни угрозой внутренней, не тревожат его и судьбы людские, а одержим, он лишь созданием великой машины принуждения и страха внутри страны, Великой полиции, во главе которой он был бы и Царь и Император. Имя этого человека, я не желал бы называть, а потому, буду именовать его не иначе как граф Л. Без сомнения, он именно тот человек, который воспользуется любой возможностью, дабы совершить задуманное, и готов заплатить любую цену, кормя голодного и прожорливо зверя внутри себя, имя которого «Тщеславие». А что для него есть моя судьба, ежели, судьба целого Отечества для него ничто?

Именно в его руки и попала та переписка, и он, желая опорочить Третье отделение в глазах Императора, не преминет воспользоваться ситуацией, представив меня предателем, шпионом и изменником. Он вываляет меня в грязи, как символ никчемности и бесполезности Третьего отделения, а главное, посеет в Государе страх, что именно там оплот предательства и отступничества, и даже если, мне удастся опровергнуть сию клевету, зерно сомнения пустит свои всходы.

И так, желая спасти Государя, не ведая того, я сам, своими руками, – и он посмотрел на свои ладони, как знак того, что его деяния повлекли за собой череду неотвратимых и трагических событий, – погубил то, ради чего жил.

Последние слова дались ему с особенным трудом, будучи человеком сдержанным, в тот момент Мейер испытывал такое эмоциональное напряжение, что с трудом произносил слова.

И произнеся все это замолчал, но позы не сменил, и по-прежнему, не решался взглянуть Лизе в глаза. Может, боялся увидеть в ее глазах осужденья, а может, глядя в них, как в зеркале боялся увидеть, что осуждает себя сам.

Так бы они и сидели молча целую вечность, если б, Лиза не дотронулась нежно до его плеча, почти невесомо, как перышком, и несмотря на его слабые протесты, руки не отвела, а лишь тихонько спросила:

– Но в чем же ваше предательство? Все что вы делали, вы делали из любви к России. И потом, разве ж во имя мира, и интересов страны, не должны мы все пренебречь нашей гордыней, поступаясь карьерными амбициями и нашим тщеславием, во имя блага общего. Я уверена, я убеждена, что ежели все им объяснить, все истолковать, они поймут, и если не отблагодарят, то уж точно не накажут, ведь разве ж есть за что?

Он ухмыльнулся, и заговорил: – Ах, Лизавета Николаевна, милое вы дитя, если б в жизни все было так просто. Да и я рассказал вам не все, и хотя в моих поступках нет предательства, все же я совершил предательскую ошибку. Я связался не с тем человеком, – и, запнувшись, продолжил, – с женщиной, и мое высокомерие, и моя гордыня, будто шоры, застлали мне глаза, отчего я ослеп, и не увидел, что это была лишь ловушка, и я в нее попал. Именно она выкрала переписки, и ряд важных документов, по заданию лица, чье имя я, как и прежде, не желал бы называть.

Лиза побледнела и отпрянула.

Он вдруг обернулся, и отчужденно посмотрев, промолвил: – Вот видите, даже вы меня осуждаете.

– Нет, нисколько! – с жаром воскликнула Лиза, кляня себя за несдержанность, что выдала свою ревность, которую он ошибочно принял за порицание. – И все же, ежели, встретиться с графом Л., и просить его, ведь есть же в нем человечность и великодушие, я верю, и в дурном человеке теплиться добро, ведь не должно губить того, кто рисковал собой, пусть и совершил ошибку, но намерения, ведь намерения Ваши чисты!

– Милое, славное, но такое наивное дитя. Он не преминет воспользоваться ситуацией, и ударить по своему давнему сопернику, и тот факт, что это будет моей гибелью, поверьте, никого не волнует. Впрочем, я виноват во всем сам. Тут грех винить других, – с горечью прошептал он, затем наклонился к ней и коснулся щеки. Она перехватила его руку и теснее прижала к своему лицу обеими ладошками.

– Но должен же быть выход! – в отчаянии взмолилась она.