Достоевский (и еврейский вопрос в России)

В законодательстве Ивана III мы находим сообщение о том, что иудеям дозволяется передвигаться по территории Великого Княжества Московского и «торговлю чинить». Иван III недаром прославился как собиратель земель. Он был великий прагматик, быстро разглядел, что и в Пскове, и в Новгороде эти людишки из «иудиного племени», народ не только торговый, подвижный, что и требуется от торговцев, но и прекрасные мастера своего дела, «мастеровой народ». Они сукна и ткани не только везут с иных земель, но и умело обрабатывают, шьют, хорошо с лошадьми управляются; потому ткань тем дороже, чем ближе к месту потребления доставлена, а лошадь – она ткань везет. Еще среди них много знающих иные языки, врачевателей. Однако не следует елеем мазать жизнь евреев во времена Ивана III. Иван III был человек глубоко верующий, и влияние церкви на его действия, поступки, законы было громадное. А в религиозном плане евреи представлялись как «иудино племя», отступники от веры христианской. Мало того, что своего Христа распяли, так он теперь и «нашенский» – православию радетель и учитель. А иудеи эти – народ непонятный, вечно что-то ищущий для пользы своей. Вот тут и родилось это слово «жид», «жидовин», отступник от веры своей, совратитель душ, а значит, от ереси следует очиститься. А как от ереси очищаются? Понятное дело, на кострах. А отступников от веры ортодоксальной, христианской числили еретиками. И с молчаливого согласия того же Ивана III запылали костры по всей Руси. А «особо мудрым», ищущим было предложено зайти на «костры очищения». Иван III, помимо того, что земли собирал, народ к закону приводил да всякое ремесленничество поощрял, был человеком предельно осторожным, в дела церковные не лез, с церковью дружил. А по такому случаю как не дать пожечь сотню-другую из «иудиного племени», да и для своего народа назидание.

Карамзин писал об Иване III, что тот «не любил дерзкой отважности; ждал случая, избирал время; не быстро устремлялся к цели, но двигался к ней размеренными шагами, опасаясь равно и легкомысленной горячности, и несправедливости». А что касается костров, которые запылали при нем, так ведь то сжигали жидов, совратителей от православной веры. Так говорили иерархи церкви, а зачем с ними спорить? Свои-то бабы все время рожают новых, а «иудино племя» и вовсе плодовитое.

Иван же III не только веру чтил, но и все православные обряды соблюдал, а если кто не так что делает, так вот он костер – готов; деревьев вот так много на Руси. Справедливости ради надо сказать, что жгли на кострах не только «иудино племя», попадали туда и католики, а временами и магометанам доставалось. Иван же III разделял людей непонятной ему иудейской веры на людей полезных для строительства государства – с ними он дела вел, торговлю чинил. Этих он приглашал на житье в Москву белокаменную; с ними дела делал, все, как и в иных странах и в иные времена, и поныне. Иудеи делились на полезных, дружественных и всяких иных прочих, на которых и падала палица, которые служили козлами отпущения. А развитие торговли, особенно с Крымским ханством, требовало не только толмачей, но и людей, знакомых с валютообменными операциями. А где же их взять, как не среди тех, кто по всему миру ездит. Иван же III, в случае необходимости, посылал своих прикормленных евреев послами в иные земли. В конце XV века (1474 год) послал своего еврея по имени Кокос «послом» к Крымскому хану, а настоящему послу своему – Беклемешеву – такое послание учинил: «Замолвите Кокосу жидовину от Великого князя… как еси наперед того нам служил и добра нашего смотрел, и ты бы и поныне служил нам, а мы аж даст Бог хотим тебя жаловати». Сей Кокос активно помогал русским купцам в Крыму, представляя их интересы перед Менгли Гереем – ханом крымским, – и содействовал освобождению русских пленников. А когда у Ивана III сын заболел, то к нему был приставлен лекарь Жидовин, из Венеции прибывший в Московское царство. А как не получилось излечить больного подагрой сына Ивана III – Ивана младшего, то сему лекарю было сделано послабление, как ученому человеку: на костре его не жгли, а просто голову отрубили при громадном стечении люда московского. А кабы получилось излечить, то был бы сей лекарь великим и нужным евреем. А как не получилось излечить, то народу показано было, как с плохими жидовинами расправляются.

Интересно то, что еврейские писатели оценивают сей факт казни лекаря-еврея как акт антисемитизма (см. Леон Поляков, «История Антисемитизма»). А какой же антисемитизм – обещал вылечить и не вылечил, вот и лишился головы. Такой факт юдофилами воспринимается как антисемитизм. Народ на таком случае приучается к «справедливому возмездию», а для «царской милости» сей эскулап вовсе и не иудей, а прежде всего лекарь из Венеции.

* * *