Читаем Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры полностью

<p>Людмиле Сараскиной</p>Случайный гость земли родной,Гражданские накликав бури,Я, гражданин кантона Ури,Писать решаюсь вам одной.По-прежнему один я в полеНе воин и не пахарь, нет!Но, возвратив Творцу билет,Я к вам пишу, чего же боле?Я прирожденный враг чернил.Претит мне книжная опека;Я лишь привычки сохранилПорядочного человека.И к неземному рубежуПриблизившись неосторожно,Я вам, пожалуй, расскажу,Как я привык шутить безбожно.Хоть я на Бога уповалИ на далекое родное,Я девочку поцеловал…Представьте сами остальное!Пусть откровенность мне вредит,Я не забыл, как недотрогаКричала: «Я убила Бога»,А Бог действительно убит,Но не она его убила,Она для Бога лишь могила,Откуда сатана глядит,Свои показывая рожки;Так размножаются матрешки:Другую каждая родит,И растлеваю я другую,Как полагается в аду,При этом к вящему стыдуИх к самому себе ревную.Во всяком случае, до днаПить принужден я эту чашу;Я предпочел бы Лизе Дашу,Но недоступна мне она.А вы не Даша, вы Людмила:Мне ваша искренность мила;Она давно меня влеклаИ вновь на этот свет манила.По-моему, недобрый знак —Возврат повесы из-за гроба:В России тот же кавардак,И тот же мрак, и та же злоба.В который раз я слово дам,Что возвращаюсь только к вам,Привержен гибельному риску,И вновь прочтете вы записку,Где будет сказано: я сам.Фрайбург, 7 ноября 1993 года

Скупо, но в точных, узнаваемых подробностях изложен романный путь «обворожительного демона». «Случайный гость земли родной», одинокий богоборец, возвративший Творцу билет, провокатор гражданских бурь, лишенный осмысленных занятий («не воин и не пахарь»), «прирожденный враг чернил», Ставрогин стихотворного послания снова решается на исповедь. Письмо-исповедь, написанное в стиле нарочитого подражания онегинскому оригиналу и адресованное внероманному адресату («вы не Даша, вы Людмила»), значительно отягощает преступление Ставрогина («как я привык шутить безбожно»). Его зловещее преступление («я девочку поцеловал…») и то, как он о нем теперь рассказывает, не оставляют никаких сомнений в осознанности сатанинского греха и увлеченности им. Ставрогин стихотворения – моральное чудовище, растлитель и извращенец, описывающий свои подвиги не без бравады («Так размножаются матрешки: / Другую каждая родит, / И растлеваю я другую, / Как полагается в аду, / При этом к вящему стыду / Их к самому себе ревную»). Этот Ставрогин ничего уже не ищет, никого не любит и любить не может, ни на какой новый шаг («новое слово») не способен, и даже не экспериментирует: на веки вечные поставлен он внутрь порочного круга. Ставрогин в версии послания – персонаж дурной бесконечности; сколько бы раз он ни возвращался, влекомый искренностью адресата своей исповеди, его всегда будут встречать «все тот же мрак, и та же злоба», и он неминуемо будет заканчивать свой земной путь в петле намыленной веревки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное