Достойный жених. Книга 1

Нет, он ничего не имел против Ганса. Он видел его всего пару раз – и то, что он видел, ему понравилось. Парень был хорош собой, одет с иголочки и производил во всех смыслах приятное впечатление, а его забавная, немного даже агрессивная куртуазность умиляла. Да и Каколи он нравился. Со временем Ганс, вероятно, научится не ломать людям кисти рук. Однако господина Чаттерджи несказанно раздражал синдром, нередко встречавшийся у бенгальцев и только что наглядно продемонстрированный родственником жены: смесь слепого патриотизма – обожествления великого героя Субхаса Чандры Боса, который бежал в Германию и Японию, а позднее основал для борьбы с британцами Индийскую национальную армию; обязательного восхищения Гитлером и фашизмом; громогласного поношения всего британского и замаранного «псевдобританским либерализмом»; а также презрения к политике хитрого труса Ганди, который не позволил Босу возглавить партию Конгресс, хотя тот и победил на выборах. Нетаджи Субхас Чандра Бос был бенгальцем, и достопочтенный господин Чаттерджи гордился своим бенгальским происхождением не меньше, чем индийским, однако – подобно отцу, «старому господину Чаттерджи», – он бесконечно радовался, что пройдохи вроде Субхаса Боса не заправляют Индией. Отцу куда больше нравился тихий, скромный, но оттого не менее любящий свою страну брат Субхаса Боса, Сарат, тоже адвокат. Он был с ним знаком и восхищался им.

«Не будь этот болван Гангули родственником жены, – подумал достопочтенный господин Чаттерджи, – я ни за что не стал бы портить воскресный обед общением с ним. Увы, в семьях попадаются разные личности, и, в отличие от случайных знакомых, с ними приходится мириться… Мы будем родственниками до последнего вдоха».

Такие рассуждения о жизни и смерти больше свойственны отцу, пришло в голову достопочтенному господину Чаттерджи, а старику скоро восемьдесят стукнет. Отец, впрочем, так доволен своей неспешной жизнью, своим котом и чтением классической санкритской литературы, что вряд ли когда-нибудь задумывается о смерти и скоротечности жизни. Жена его умерла очень давно, к тому времени они были женаты только десять лет – и с тех пор он практически о ней не говорил. Чаще ли он вспоминает ее теперь, на склоне лет?

– Люблю читать старинные пьесы, – на днях сказал отец сыну. – Король, принцесса, служанка… С тех пор ведь ничего не изменилось – рождение, взросление, любовь, амбиции, ненависть, смерть… Все по-прежнему. Все по-прежнему.

Достопочтенный господин Чаттерджи вдруг с испугом осознал, что и сам почти не думает о жене. Они познакомились на мероприятии – как там назывались эти специальные фестивали, устраиваемые обществом «Брахмо-самадж», где подростки (и не только) могли познакомиться, пообщаться? Ах да! «Джубок Джуботи Дибош». Отец одобрил его избранницу, и они поженились. Жили душа в душу, хозяйкой она была прекрасной, а дети – при всей их эксцентричности – выросли хорошими людьми. Вечера достопочтенный господин Чаттерджи обыкновенно проводил в клубе; супруга не возражала, – пожалуй, ей даже нравилось, что можно посвятить это время себе и детям.

Вот уже тридцать лет, как она рядом, и, вне всяких сомнений, без нее ему жилось бы куда хуже. Но сейчас он чаще думал о детях – особенно его беспокоили Амит и Каколи, – нежели о супруге. Впрочем, и она вряд ли часто думала о нем. Все их разговоры (включая последний, по итогам которого он вынес сыновьям ультиматум) сводились к обсуждению детей: «Куку вечно висит на телефоне, а я даже не знаю, с кем она разговаривает! Теперь она еще и уходит когда вздумается, порой очень поздно, а на все мои вопросы только отшучивается». – «Да брось, оставь ее в покое. Она знает, что делает». – «Помнишь, что случилось с той девицей из семьи Лахири?!» Дальше – хуже. Супруга входила в совет школы для малоимущих и принимала участие в других социальных инициативах, какими обычно занимаются женщины, но почти все ее мысли и тревоги были связаны с благополучием собственных детей. Больше всего ей хотелось поскорее устроить их семейную жизнь: женить сыновей и выдать замуж дочь.

Весть о браке Минакши и Аруна Меры выбила ее из колеи, но после рождения Апарны, как и следовало ожидать, она успокоилась. Зато достопочтенный господин Чаттерджи, который поначалу принял выбор дочери с достоинством, начинал все больше беспокоиться за Минакши. Во-первых, мать Аруна оказалась странной женщиной – излишне сентиментальной и склонной тревожиться по пустякам. (Да, раньше он думал, что ей это как раз несвойственно, однако Минакши впоследствии открыла ему глаза, рассказав свою версию истории про переплавку медали.) Да и сама дочь порой выдавала фразы, от которых веяло таким холодным эгоизмом, что даже он – при всем желании – не мог закрыть на это глаза. Господин Чаттерджи скучал по дочке, однако без нее традиционные утренние прения в семье стали гораздо более мирными и доброжелательными.