Холодные речи разбивают нежное сердце, как первый мороз разбивает хрустальную вазу. Ложный друг подобен тени на циферблате солнечных часов. В хорошую погоду ее видно, а с появлением туч она исчезает.
Пятнадцатилетние девочки смотрят на жизнь очень серьезно, подумала Лата.
В альбоме было и сестринское напутствие Савиты:
Глаза Латы, к ее собственному удивлению, опять были на мокром месте.
«Я, кажется, превращусь в ма, не достигнув и двадцати пяти лет», – подумала она. Эта мысль быстро высушила слезы.
Зазвонил телефон. С ней хотел поговорить Амит.
– Все готово к завтрашнему походу, – сказал он. – С нами пойдет Тапан. Ему нравится баньян. Можешь сказать ма, что я за тобой присмотрю.
– Амит, ты знаешь, у меня жуткое настроение. Боюсь, я буду совсем неподходящей компанией. Давай сходим туда как-нибудь в другой раз.
Она говорила невнятно, незнакомым даже для нее самой голосом. Амит, однако, игнорировал это.
– Подходящая ты компания или нет – я сам решу, – сказал он. – Точнее, мы вдвоем решим – завтра. Я заеду за тобой, но если ты не захочешь идти, я не буду настаивать. Договорились? Пойдем вдвоем с Тапаном. Я обещал ему Ботанический сад и не хочу его разочаровывать.
Пока Лата подыскивала слова, чтобы ответить, Амит продолжил:
– У меня довольно часто бывает плохое настроение – меланхолия к завтраку, хандра к ланчу, уныние к обеду. Но для поэта это сырье. Я думаю, стихотворение, что ты мне дала, было порождено чем-то вроде этого.
– Ничего подобного! – возмутилась Лата.
– Ага, вот ты уже выходишь из меланхолии, – засмеялся Амит и повесил трубку.
Лате с трубкой в руках оставалось только констатировать, что если некоторые плохо понимают ее, то другие слишком хорошо.