Достойный жених. Книга 2

Может быть, она предпочла бы, чтобы оно было подчеркнуто мрачным и страстным? А может, хотела бы, чтобы он вообще его не писал? Насколько страстное объяснение было бы в манере Амита – по крайней мере, в той манере, в какой он держался с ней? Многие его стихи были далеко не легкими как по стилю, так и по содержанию, но ей казалось, что он едва ли не прячет от нее эту сторону своей натуры, боясь, что темный пессимистический цинизм напугает ее и заставит отвернуться от него.

Тут она вспомнила его отзыв о ее собственном отчаянном стихотворении, которое она, поколебавшись, все же показала ему. Он сказал, что ему нравится, как оно написано, но не нравится мрачный тон. Какой же он тогда поэт? Может, ему следовало заняться какой-нибудь практической деятельностью – стать успешным адвокатом, например? Или, возможно, он признает ценность мрачного настроя в себе и других, но не одобряет, когда на таком спекулируют? А ее стихотворение, скажем честно, этим грешило. Несчастливое и тревожное настроение лучших стихов Амита показывало его таким, каким он был не в повседневной жизни, а в моменты интенсивного наплыва чувств. Но высокие горы редко поднимаются в одиночестве посреди равнины, и Лата чувствовала, что существует глубокая органическая связь между автором «Жар-птицы» и Амитом Чаттерджи, каким она знала его и каким он хотел казаться ей и другим.

Лата попыталась представить, что значит быть женой такого человека. Она встала и принялась ходить взад и вперед по веранде. Трудно было отнестись к нему серьезно. Брат Минакши и Куку, ее собственный приятель-гид по Калькутте, поставщик ананасов и суровый воспитатель Пусика… он был просто Амитом, и превратить его в мужа – это абсурд. От одной лишь мысли об этом Лата улыбнулась и покачала головой. Но она села, еще раз перечитала стихотворение и задумчиво поглядела поверх живой изгороди на территорию университетского кампуса с видневшейся вдали наклонной шиферной крышей экзаменационного корпуса. Она убедилась, что уже знает это стихотворение наизусть, как запомнила раньше и его акростих, и «Жар-птицу», и не только. Она даже не пыталась выучить его стихи, они естественным путем стали частью ее самой.

18.18

Второе письмо было от Хареша.