Достойный жених. Книга 2

Он посмотрел на лист бумаги у него в руках. Это были результаты прошедшего голосования. Какое-то время он и Абдус Салям обсуждали их с прежним интересом и беспристрастностью. Если бы НРКП распустилась и присоединилась к Конгрессу, как он сам сделал, то вместе они обошли бы Вариса. Если бы госпожа Капур могла помочь мужу, то наверняка прибавила бы ему, как всегда, тысячи две голосов, если не больше. Он и так победил бы, если бы повсюду не расклеили листовки о мнимой смерти Фироза или же расклеили их раньше, чтобы оставалось время на опровержение. В то время как другие слухи о навабе-сахибе звучали достоверно, предположение, что он мог дать добро на маневр с листовками, даже не приходило Махешу Капуру в голову. Никто, кроме Вариса, не был на это способен.

Но как бы отстраненно он ни старался анализировать ситуацию, мысли его невольно возвращались к собственным неудачам. Он закрыл глаза и слушал Абдуса Саляма молча.

– Варис – любопытный феномен, – заметил тот. – Он вроде Дурьодханы[244], который сказал Кришне: «Я знаю, что такое мораль, но не склонен соблюдать ее; я знаю, что аморально, но не склонен отвергать это».

При имени Вариса на лице Махеша Капура появилось легкое раздражение.

– Нет, – возразил он, – Варис не такой. Он просто не знает, что такое мораль и что такое зло. Я понял это во время предвыборной борьбы. Он убьет человека из-за женщины, из-за земли, или воды, или наследственной вражды, после чего сдастся властям и заявит с гордостью: «Я прикончил его!» – ожидая, что все его поймут.

– Нет, я вижу, вы политику не бросите, – сказал Абдус Салям.

– Вы так думаете? – усмехнулся Махеш Капур. – После разговора с Джавахарлалом мне казалось, что у меня действительно есть шанс стать главным министром. Неуемные амбиции! А теперь я даже не вхожу в Законодательное собрание. Что касается вас, то я надеюсь, вы не позволите им задвинуть вас в какой-нибудь угол с малозначащими обязанностями. Вы молодой человек, но это ваш второй срок; вы уже проделали отличную работу. И кто бы ни был главным министром, Шарма или Агарвал, им понадобятся два-три мусульманина в кабинете.

– Да, наверное, – сказал Абдус Салям, – но я сомневаюсь, что Агарвал согласится взять меня даже под дулом пистолета.

– Так Шарма все-таки переезжает в Дели? – спросил Махеш Капур, заметив нескольких скворцов, разгуливавших по газону.

– Пока неизвестно. Мне, по крайней мере. Стоит возникнуть какому-нибудь слуху, и тут же появляется новый слух, его опровергающий. – Абдус Салям был рад, что Махеш Капур проявляет хоть какой-то интерес к политическим событиям. – А почему бы вам не съездить в Дели на несколько дней? – предложил он.

– Я останусь здесь, – кратко ответил Махеш Капур.

Абдус Салям вспомнил о Мане и замолчал на какое-то время, затем спросил:

– А как дела у вашего старшего сына? Удалось ему получить доцентскую должность?

Махеш Капур пожал плечами.

– Он заходил ко мне сегодня с внучкой. Я его спросил. Он ответил, что собеседование, как он думает, прошло хорошо. Остальное неизвестно.

Пран боялся до конца верить словам профессора Мишры и думал, что тот может все-таки выкинуть какой-нибудь непредсказуемый фокус, а потому решил не говорить пока никому – даже Савите – о его предполагаемом повышении. Если эта новость окажется ложной, разочарование всей семьи будет вдвое больше. Но отцу он рассказал, чтобы хоть как-то его подбодрить.

– Знаете, – сказал Абдус Салям, – я считаю, что в ближайшее время с вами должно произойти что-то хорошее. После черной полосы в жизни Аллах посылает человеку облегчение.

Арабское имя Бога навело Махеша Капура на горькую мысль о том, какую роль сыграла религия в его предвыборной кампании. Он промолчал и снова закрыл глаза. На душе у него скребли кошки.

Абдус Салям проницательно догадался, о чем думает Махеш Капур, – об этом свидетельствовало его замечание:

– Вариса избрали из-за религиозных предрассудков. Вы и не подумали бы воздействовать на религиозные чувства избирателей. Варис же поначалу себя сдерживал, а затем, как показывает инцидент с листовками, потерял всякую совесть.

– Теперь-то что об этом говорить? – вздохнул Махеш Капур. – И «потерял совесть» – слишком сильное выражение. Он предан Фирозу, вот и все. Он служил его семье всю жизнь.

– Со временем он станет так же предан самому себе в новой роли, – сказал Абдус Салям. – В ближайшее время я увижу это воочию на заседаниях Закса. Но вот что интересует меня в первую очередь: как скоро Варис заявит навабу-сахибу, что его положение в Байтар-Хаусе изменилось?

– Не знаю… – протянул Махеш Капур. – Не уверен… Но если заявит, значит он и в самом деле потерял совесть, как вы говорите.

– Самая большая проблема не в том, что есть бессовестные люди с пагубными предрассудками, – сказал Абдус Салям.

– А в чем же тогда? – спросил Махеш Капур, чуть улыбнувшись.

– Если бы только они руководствовались своими предрассудками, это было бы еще полбеды. Остальным совесть не позволила бы брать с них пример – ну, разве что в исключительных случаях. Гораздо опаснее предрассудки нормальных, хороших людей.