Я признаюсь, что читая въ первый разъ чувствительно была тронута тмъ письмомъ, которое ты получила отъ своей матери съ обращиками. Въ самомъ дл, ето весьма странный опытъ со стороны матери, ибо она никогда не имла намренія тебя оскорблять; и я сожалю, что столь добрая женьщина могла согласиться на такую хитрость, какой исполнено сіе письмо. Не меньше также ея видно въ нкоторыхъ разговорахъ, которыхъ содержаніе ты мн изъяснила. Не видишь ли въ семъ принужденномъ поступк, чего жестокіе умы не могутъ получить отъ кроткаго нрава своими повелительными прозьбами и худыми совтами.
Ты мн часто выговаривала, и я еще того надюсь, за мои вольныя мысли о нкоторыхъ твоихъ родственникахъ. Но слова твои, любезный другъ, не попрепятствуютъ мн сказать теб, что глупая гордость не достойна ничего, кром презрнія. Правило сіе справедливо; и если его къ нимъ приспособить, то я не нахожу никакой причины къ изключенію ихъ изъ онаго. Я ихъ презираю всхъ, выключая только твою мать, которую хочу пощадить въ твою пользу. Въ настоящихъ обстоятельствахъ можетъ быть есть причина къ оправданію ея. Жертвуя безпрестанно столь долгое время собственною своею волею, она удобно можетъ подумать, что не столь должно быть тягостно для ея дочери жертвовать своею свободою. Но когда я разсуждаю, кто первые виновники твоихъ злощастій, то прихожу въ чрезвычайную ярость… И думаю, что еслибы поступали со мною такъ какъ съ тобою, то давно бы я была госпожею Ловеласъ; однако помни, любезный другъ, что сей же самый поступокъ, которому бы не удивлялась въ столь дерзкомъ твореніи, какъ я, былъ бы не извинителенъ въ такомъ нрав, какъ твой.
Поколику твою мать однажды склонили противъ собственнаго ея мннія; то я не удивляюсь боле, что тетка твоя Гервей приняла туже самую сторону. Извстно, что сіи дв сестры никогда не были различныхъ между собою мыслей. Но я не преминула вникнуть въ свойство обязательствъ данныхъ Г. Гервеемъ, по причин разстройки въ его длахъ, которая но много сдлала чести его поступку. Бездлица, другъ мой; я говорю только о знатной части его имнія, которая уступлена за половину цны твоему брату, безъ чего бы она была продана его заимодавцами. Правда милость сія между родственниками весьма невелика, потому что братъ твой не пренебрегъ только его безопасности. Но вся фамилія
Я весьма сожалю, что ты къ нему писала симъ способомъ показала ты къ нему много уваженія, утвердила нсколько то мнніе, которое онъ иметъ о своей важности, и возбудила въ немъ большее желаніе къ оказанію надъ тобою своего неистовства: сей случай, онъ безъ сомннія не упуститъ изъ вида.
Къ стати было сему человку помириться съ Ловеласомъ, если онъ еще не былъ увренъ отъ него, что должно лучше, безъ вреда самому себ, вложить опять свою шпагу въ ножны, когда бы могъ по случаю ее обнажить. Сіи неистовые гордецы, которые устрашаютъ женьщинъ, ребятъ и слугъ, обыкновенно робки между мущинами. Естьли бы ему случилось со мною встртится или сказать мн лично нсколько оскорбительныхъ словъ на мой щетъ, и въ предосужденіе нашего пола; то я бы не опасалась предложить ему два или три вопроса, хотя бы онъ ухватился за свою шпагу, или сталъ меня вызывать на поединокъ.
Я повторяю, что необходимость заставляетъ меня открыть свои мысли и писать о томъ. Онъ не мой братъ. Можешь ли ты сказать, чтобъ онъ былъ твой? И такъ молчи, если ты справедлива, и не досадуй на меня. Для чего бы ты приняла сторону жестокаго брата противъ истинной пріятельницы? Братъ можетъ нарушить права дружества; но другъ всегда замнитъ брата.
Я не могу унизить себя до того, чтобъ положить особливыя разсужденія о письмахъ тхъ подлыхъ тварей, которыхъ ты называешь своими дядьями. Однако люблю иногда забавляться сими странными нравами. Но довольно, чтобъ я ихъ знала и тебя любила. Я прощаю ихъ нелпостямъ.