Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Но на кого думаешь ты пал их выбор? На г. Сольмса. Все назначили его мне женихом, и мать моя с ними также согласна. Дражайшая и любезная родительница! Каким образом могла ты допустить обольстить себя таким образом? Ты при первом его мне представлении, говорила сама, что хотя бы обладал он всеми сокровищами света; однако ж недостоин нимало руки милой твоей Клариссы.

Прием учиненной мне после трехнедельного моего отсутствия, будучи весьма различен от всех встреч, чинимых мне после малейших отлучек, уверил меня, что дорого я заплачу за то удовольствие, которым наслаждалась в сообществе любезной моей приятельницы.

Брат мой встретил меня у дверей, и принял из кареты; при чем поклонившись с великою учтивостью, сказал: покорно прошу сестрица, позволить мне – - – -. Я сочла сие сердечною его ласкою, но узнала по том, что то было ничто иное как притворное почтение. С такими принужденными церемониями провожал он меня до самых покоев; а между тем следуя обыкновенным движениям моего сердца, осведомлялась я о здоровье всех моих родственников и знакомых. Вошедши в гостиную, нашла там моего отца, мать, обеих дядьев и сестру.

Удивилась чрезвычайно, приметя на лицах всех моих родственников вид притворной и принужденной. Я побежала к моему отцу, и обнимала его колена; такое же почтение оказала я и моей матери. Оба они приняли меня с холодностью. Отец мой проворчал мне не большое приветствие почти сквозь зубы; а мать хотя и назвала любезною своею дочерью; однако ж не обнимала с такою горячностью, как прежде.

Поздоровавшись с моими дядьями, и сестрою, которая приняла то с видом важным и принужденным, приказано мне было сесть. Сердце мое было чрезвычайно стеснено; и я видя себе такой неожидаемый прием, находилась в великом замешательстве.

Брат мой, или лучше сказать обвинитель начал выговаривать мне, что будучи у девицы Гове принимала несколько посещений от того человека; которого все они имеют весьма сильные причины ненавидеть, не взирая на данное мне запрещение его видеть.

Я отвечала ему, что никак не могу скрывать и утаивать истинны. В три недели моего гощения, видела я его правда раз пять или шесть. Но пожалуй братец, примолвила я, видя что он начал разгорячаться, позволь мне кончить. Когда он к нам ни приходил, то спрашивал всегда г. Гове и ее дочь. Я надеюсь, что они старались бы употребить все способы, чтобы ему отказать, но извинялись передо мною неоднократно тем, что не имея ни какой причины запретить ему въезд в их дом, чин его, звание и богатство требует того, чтобы обходиться с ним учтиво.

Брат мой был совсем готов последовать всему стремлению своей страсти; отец находился в таком положении, которое предвозвещало великую бурю; дядья разговаривали между собою тихо с сердитым видом; а сестра поднимала руки таким образом, которой ни мало не клонился к тому, чтобы их умилостивить; мать моя сказала притом: надобно сие бедное дитя выслушать.

Я ласкала себя, говорила им я, что меня упрекать будет нечем. Весьма бы мне было не благопристойно предписывать госпоже и девице Гове, от кого им принимать посещения; равным образом не имела ни какой причины укорять их в том, чтобы чинимые им посещения клонились ко мне; также каким образом могла отговориться не быть с ними в то время вместе. Никогда не видала я его иначе, как в их присутствии. Говорила ему несколько раз, что покамест он не примирится с моею фамилиею, то не должен никак надеяться того, чтоб я могла принимать его посещения.

Сказала им еще, что девица Гове по усильной моей просьбе, не отходила от меня ни на минуту, во все то время, когда он у них находился.

Брат мой слушал меня с великою нетерпеливостью, по которой очень легко приметить было можно, что он не смотря на все мои оправдания, старался находить меня виновною. А прочие были бы весьма довольны моим извинением, есть-ли бы не имели нужды привести меня в робость, дабы убедить повиноваться тому, что они мне предлагать были намерены. По всему видеть было можно, что они с моей стороны не могли никак ожидать добровольного согласия.

Едва только перестала я говорить, как брат мой не уважая ни как присутствия моего отца и дядьев, начал произносить клятвы, что со своей стороны не может никогда и слышать о примирении с дерзким тем бездельником; и что не будет ни когда признавать меня своею сестрою, ежели я отважусь ободрять надеждою такого человека, которой несносен для всей их фамилии.- – - – Такого человека, перервала речь его моя сестра, которой едва не был убийцею моего брата.