Дотянуться до моря

— Да нет, нет! — замахал руками я. — Я так просто, понять, если она в том, нашем измерении за стенкой вся черная лежит, а в этом клиентуре с Арктура да Фомальгаута здоровехонькая стаф толкает, то чего мы в этом сарае железном сидим?

— Да нет, пошли! — подхватилась Дарья. — Чего мы, правда! К тому же сейчас же конкурс начнется! Я участвую! Давай, опоздаем!

— Конкурс? — не понял я, но Дарья уже схватила меня за руку и мощно, как стартующий ракетоноситель, взмыла к потолку, увлекая меня за собой.

Я зажмурился, ожидая неизбежного столкновения с железобетонной крышей, но мы прошили ее, как раскаленная игла легкий газовый платок, как нейтрино пронзает толщу свинца, собственно говоря, прошли сквозь нее. Я посмотрел вниз, и увидел стремительно удаляющийся ГСК, башню, все Останкино, Москву, Европу. Через пару мгновений бело-голубой шарик планеты Земля превратился в точку, песчинку, справа пыхнуло весенним теплом все в желто-рыжих завитушках Солнце. Как проносящиеся мимо скоростного поезда столбы, проухали мимо Марс, Сатурн, прочие планеты нашей системы и в том числе невесть как затесавшийся между ними карминный куб Самарского драматического театра вместе с ощетинившимся винтовками и копытами памятником Чапаеву. Сосредоточенная Дарья с вытянутой вверх, как у Супермена, рукой, сжатой в кулак, неслась вперед, весь низ ее туловища от пояса, как и положено ракете, представлял собой сплошной столб анамезонного огня.

— Далеко нам? — обеспокоенно спросил я Дарью, немного убирая голову от факела, слегка подпаливающего мне волосы на макушке.

— Нет, тут рядом, — отозвалась она, не сбавляя хода. — Двадцать семь парсеков, нет смысла на струну заморачиваться. Если по-нашему, влом выгонять машину из гаража, чтобы метнуться за хлебом в булочную за углом.

«Резонно», — подумал я, пытаясь получше разглядеть проносящуюся мимо звезду размером раз в десять превышающую Солнце. Звезда перехватила мой любопытный взгляд и, видимо, не будучи избалованная мужским вниманием, покраснела от удовольствия и принялась прихорашиваться, взбивая в ослепительные вихри платиново-белые волосы в своей короне.

— Ты че творишь, коза?! — закричала ей Дарья. — Ты сейчас своими волосищами-протуберанцами планеты свои спалишь! А там, между прочим, жизнь зарождается! Не время тебе еще красным гигантом становиться! Унялась сейчас же, а то сотру с карты звездного неба ко всем чертям!

Звезда от страха снова побелела и принялась прихлопывать, приглаживать назад разбушевавшуюся прическу.

— От, бабы! — фыркнула Дарья. — Видит, что мужчина занят, а ведь нет, туда же! Фефёла белоспектральная! Ненавижу блондинок!

Я внимательно посмотрел на нее снизу вверх, но по выражению ее подбородка и мочки правого уха понять, входит ли в прилагаемый список ненавидимых блондинок ее мать, было невозможно.

— Дарья, скажи, а как у твоего отца оказался наш с твоей матерью турецкий снимок с твоего телефона? — вместо этого задал я ей давно мучивший меня вопрос. — Занимательный такой снимок.

— А, этот, что ли? — переспросила она, и абсолютно на всю бескрайнюю звездную сферу вокруг нас спроецировался тот самый скабрезный кадр.

Хотя — нет, это был тот снимок, да не тот. На том, который показывал мне Аббас, голова мужчины была обрезана, а на этом присутствовала. Как ни странно, голова это была моя, и я с потрясающе сосредоточенным видом взирал на Ивин копчик, как будто на нем были вытатуированы скрижальные откровения.

— Хм, — сказал я и, не получив ответа, переспросил: — Хм?

— Ну, да, прежде, чем посылать снимок папеньке, я обрезала твою личность фотошопом, вот только про часы не додумала, — откликнулась Дарья. — Я же не тебя, я мамашу хотела подставить, царствие ей небесное!

— А чего ты так на нее взъелась-то? — поинтересовался я. — Что она телефон твой разбила?

— Ага, телефон разбила, по морде съездила, — кивнула Дарья. — А ты что, видел?

— Видел, — сознался я. — Я в машине сидел, и из-за кактусов подсматривал. Что ты ей наговорила, что она так взбеленилась?

— Да ничего такого, — пожала плечами Дарья. — Просто думала попрощаться, чтоб по-человечески. Смотрю, тебя нет, хотела позвонить. А она: «Откуда у тебя его номер?» Ну, я ей честно говорю — мол, у тебя в телефоне взяла. Она: «Ах, так? И давно ты ему названиваешь? Что, мол, подросла, сучка, на чужих кобелей начала засматриваться? Жалеешь, что ночью не обломилось?» Ну, я и сказала ей, что она дура. Ха, она мне так влепила, что я минуты три салютами в небе любовалась! А она еще возьми и телефон подбери, а там эта фотка. Ну, она его и растерла, думала — все, уничтожила палево. А тут уже меня переклинило — чтобы вот так по морде, я стерпеть не могла. Ну, и кинула со злости фотку отцу на телефон, карта памяти-то невредимая осталась.

— Да, уж, — согласился я, — кабы знать. А на следующее утро это ты мне звонила? С нового аппарата?

— Ага, — кивнула Дарья. — Мать с утра решила мириться, притащила мобилу новую взамен разбитой, а сама пошла в душ. Ну, я и звякнула тебе — хотела извиниться за ночное выступление, но ты не ответил.

— Да, точно, — вспомнил я. — Но я перезвонил!