Дотянуться до моря

— А Дашка, я думаю, сейчас Володе этому душу изливает. Как я тебе. Может, они тоже выпили, или даже покурили. И ты знаешь, мысли об этом меня даже не очень беспокоят. Даже если бы она с ним трахнулась, я бы не возмущалась. Каждый, знаешь ли, по своему рецепту горе заливает.

"Трахнулась вместо покурить, или вместе с покурить?» — мелькнула крамольная мысль, но из любви к конкретике этот вопрос меня задевал, или по каким-то другим соображениям, я разобраться не успел. Потому что Ива неожиданно шумно втянула воздух через трубочку, как бывает, когда в бокале заканчивается напиток, и мне вдруг стало очевидно, что она не просто нетрезва, а вполне себе на полпути от состояния «в дым» к «в дребезги».

— И ты знаешь, дорогой, если бы ты сейчас был рядом, я бы тоже с удовольствием предалась бы скорби в твоих жарких объятиях! И тем неизбывнее была бы моя печаль, чем глубже бы я чувствовала твое присутствие внутри себя!

Ива пьянела буквально с каждой секундой, ее речь становилась многословнее, тон — развязнее, и я плохо представлял себе продолжение разговора.

— Это ужасно — то, что я говорю? — внезапно осеклась она, словно что-то уловив в моем секундном молчании.

— Ив, давай не будем об этом, — нахмурился я, остро сожалея, что позвонил. — Ты же сама сказала — у каждого свой рецепт. Лучше скажи, что у вас с вылетом?

— С вылетом все в порядке, — ответила Ива. — Летим завтра, рейс… не помню, помню, что прилетаем в Шереметьево в 18–40. Ты встретишь нас?

— Конечно, — ответил я. — Ну, пока?

— Пока, — сказала Ива.

Я уже хотел отключиться, как из трубки снова донесся ее голос:

— Ты меня осуждаешь, я чувствую. Странно, ведь для того, чтобы понять меня, тебе не надо даже становиться на мое место.

Я нажал на отбой. Невежливо, конечно, но ведь я мог и не слышать этих последних слов? Но я слышал, и снова, как давеча, долго сидел, сжимая телефон в руках, рассуждая над этой последней — странно трезвой — Ивиной фразой. Что она совершенно прозрачно намекнула не только на то, что, зная всю подоплеку ее с Аббасом отношений я, по ее мнению, должен был бы понимать, отчего она не сильно скорбит по неожиданной смерти супруга. На то, что, не понимая этого, или делая вид, что не понимаю, я кривлю душой. И еще больше кривлю, потому, что умерший был не просто мужем моей долголетней любовницы, к которому я хотя бы и поэтому вряд ли с точки зрения любого стороннего наблюдателя мог испытывать теплые чувства. Он был — соперник, противник, да чего уж там — враг. Враг, официально заявлявший, что я включен в списки его врагов. Враг, когда-то бывший другом, и поэтому враг вдвойне. Враг, когда-то открыто пообещавший справить малую нужду на моей могиле. И то, что я никогда серьезно к этим его угрозам не относился, в нашем с ним статус-кво ничего не меняло. Да, Ива все это знала, и я был вынужден признаться самому себе, что в той своей последней фразе она очень права. И внезапно я почувствовал облегчение, как будто упала какая-то давно и постоянно висевшая на плечах ноша — маленькая, нетяжелая, незаметная почти, но вот она исчезла, и стало легче дышать. Но еще и потому, что по теории вероятности было ровно столько же шансов, что первым облегчение по такому вот поводу испытаю отнюдь не я. Да уж, воистину: «…sed Deus disponit» — располагает в нашем мире лишь один Господь.

[i] Подождите, ребята, скоро все будет (укр.)

Глава 6. Good bye Ruby Tuesday

Глава 6.

Good bye Ruby Tuesday