В «Гамсуне» за полтора евро Марике подавала кофе со сливками в больших красных кружках с лапландскими оленями. Она разглядывала странную парочку, усевшуюся за бальзовый икеевский столик. Что делает этот почтальон с сединой в черных волосах, пигмей, который здоровается с ней каждое утро, в компании гамлетоподобного вампира? От вида юноши в ее догматичном скандинавском сердце вспыхнуло было возмущение, но слащавый социально-демократический либерализм, усвоенный за десятилетия в протестантских учебных заведениях, задушил осуждение в зародыше. В жизни важно быть
– Некоторое время назад, – сказал Морис, – в Реюньоне случилась драма. Я узнал об этом из уст капитана Редая, командующего атомной подводной лодкой, под чьим началом служил на военно-морской базе мой брат. Их «Рубин» должен был выйти из Сен-Дени накануне Рождества и провести три месяца в Индийском океане. В день перед отплытием на подлодку доставили опечатанный мешок с письмами экипажу. Обязанность разбираться с почтой ложилась на плечи капитанов судов. Штаб приказал им читать письма матросов перед тем, как выдавать на руки. И, если новости в письме того требуют, оставлять человека в порту. Например, если в письме говорится, что близкий человек при смерти, адресат сходит на берег. Вот и представьте себе, как Редай накануне погружения на борту своей атомной банки сидит и копается во всяком вздоре. Я бы рехнулся: столько лет отучиться в Морской академии ради удовольствия узнать, как там ветрянка у чьих-то карапузов или шейка бедра у тетушки Жанины. В тот самый день капитан вскрыл письмо на двенадцати листах за подписью некой «Клотильды». Гнусным круглым почерком она сообщала мужу, что бросает его. Там было все: и длинный список его злодеяний, и все сорта злобы, и беспощадные упреки. Клотильда не могла дальше влачить эту жизнь, от военной пристани до аэропорта. Она встретила мужчину, настоящего, и теперь живет с ним: он мясник из Роскофа. Капитан оказался в ловушке. Письмо было адресовано его главному механику, – а его не заменить. Бедняга не оправился бы от такого удара. Только представьте: мариноваться в любовной тоске на трехсотметровой глубине рядом с мужиками в тельняшках, которые озабоченно бегают по коридорам этой жестяной посудины с разводными ключами.
– Зачем вы мне это рассказываете?
– Это касается вашего дела, – сказал Морис.
Почтальон жестом позвал Марике и заказал штрудель.
– Капитан положил письмо в свой сейф, рядом с пистолетом, и ничего не сказал механику. В рейсе все было без происшествий. Подлодка шла патрулем до Лаккадивских островов. Три месяца спустя в порту Сен-Дени судно снова ждал мешок с почтой. Снова головная боль капитану. И снова письмо от Клотильды. Мясник обернулся в итоге совсем не тем, кем казался, она возвращалась, жутко злясь на себя, и не находила слов, чтобы описать все ее нежные чувства к мужу и всю ее собственную низость. Капитан порвал оба письма. Делу конец, он ликовал: меньше знаешь – крепче спишь. В этот раз тактика страуса сработала.
– У вас же и выходит, что он правильно сделал, не передав писем. Отдайте же мне мое!
– Не спешите, мой дорогой… Механик вернулся к себе в Бретань. Там его ждала жена, и он вошел в привычный ритм. Море, осенние дожди, зимние штормы, весеннее солнце на рододендронах у маленького дома, и на горизонте такого бытия – знакомый причал… Вот только три года спустя стало известно, что парень разнес себе башку из табельного оружия, предварительно всадив три пули в жену.
– И? В чем связь?
– Мой юный друг, я рассказал все это, чтобы вас убедить. Лучше бы тот механик с подлодки прочел письма, сделал выводы и не возвращался домой… Он бы разглядел истинное лицо своей жены: ее изменчивость, непостоянство, посредственность и продажную душу, из-за чего она оказалась в объятиях мясника, разбогатевшего на сбыте животных белков. Завеса бы пала. Каждый раз, когда чья-то рука вырывает письмо у судьбы, она запускает цепь катастроф. Процесс письма сродни пророчеству и ведет к каскаду кармических реакций. Переписка входит в партитуру бытия. И подчиняется высшим законам. Человек не должен править сплетения нот. Если я верну вам письмо, я вмешаюсь в порядок…
– Ладно, хорошо, я понял.
Низкорослый почтальон прищурился и заговорил тише.