Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

При всем злоязычии Довлатов помнил ту помощь и поддержку, которую получал в трудные моменты жизни. Это было не так уж и сложно. Моментов таких много, а помощи – гораздо меньше. Профферы, издав «Невидимую книгу», вселили в него уверенность, когда казалось, что выхода просто нет. Напомню, что «Невидимая книга» вышла после запрета на публикацию «Пяти углов» в Таллине, возвращения в Ленинград, рассыпающейся семейной жизни, прогрессирующего алкоголизма. Для Довлатова, самооценка которого всегда колебалась между отметками «низкая» и «очень низкая», публикацию первой его книги следует назвать без преувеличения спасением. Холодноватая симпатия Ефимова к «литературному неудачнику» также важна на фоне равнодушия к Довлатову со стороны профессиональных писателей.

Отмечу, что Ефимов крайне ревниво относился к контактам своих друзей и знакомых с Профферами. Обычно деловитый и лаконичный в переписке с Довлатовым, он мог заметно взбодриться, если речь заходила о его бывших работодателях. Показательно письмо Довлатову от 7 апреля 1982 года:

Не могу скрыть от Вас – меня огорчило замечание, оброненное Вами в разговоре по телефону. Конечно, я знал, что Проффер поливал и поливает меня за глаза (начал задолго до разрыва), так что практически у меня уже нет надежды когда-нибудь получить работу в американском университете. Конечно, я знал, что все его обвинения (против меня, против Лёши, против Вас и против десятка других) похожи на обвинения, выдвигавшиеся месье Пьером против Цинцинната Ц.: черствость, бездушие, необязательность, неблагодарность. Но у меня была иллюзия, что где-то, время от времени эта волна клеветы должна наталкиваться на моих друзей и встречать хоть какое-то (пусть слабое и безнадежное) сопротивление. Что друзья могут по крайней мере сказать, что Ефимова даже враги не могут поймать на вранье, а Проффер лжет всегда, если только у него есть надежда не быть пойманным с поличным.

Судя по всему, ничего такого Вы не сказали (с кем был разговор? с Полем Дебрецени?).

Больше того: через неделю я узнаю из газеты, что у Вас нет среди американцев лучшего друга, чем мистер Проффер. Плохи тогда Ваши дела в Америке. Не от этого ли «друга» Вы бегали, когда он пытался встретиться с Вами в Нью-Йорке? Не он ли так и не смог вытянуть Вас на разговор во время конференции на Западном побережье? А может, Вы просто почувствовали после визита в Северную Каролину, как страшно иметь его в «не друзьях»?

Я не сержусь, но все это мне горько. Похоже, что я и перед друзьями скоро должен буду оправдываться: зачем так обидел доброго и доверчивого профессора.

Ну, хватит об этом.

Надеюсь, увидимся в конце мая. Жму руку,

Ваш Игорь Ефимов.

Обещание не сердиться и большевистское «жму руку» не могли скрыть раздражение старшего товарища. И Довлатов отреагировал точно так, как рассчитывал Ефимов. Он написал ответное письмо 12 апреля. По объему оно превышает послание Ефимова в шесть раз. Довлатов оправдывался, каялся, признавал вину: частично, полностью, потом снова частично: