Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Если разобраться, то Седых говорит следующие вещи. «Третья волна» эмиграции должна присягнуть на верность «первой волне», потому что та «хранила заветы». Какие «заветы»? Приведенные фамилии «классиков» не впечатляют. Бунина практически полностью публиковали в Союзе. Имена Алданова и Зайцева отдавали нафталином и могли привлечь только немногочисленных энтузиастов наподобие Григория Поляка. Размышлять вслух о значении рейда конницы Мамантова для белого дела тоже никому не хотелось. Сами слова Седых об «операции инфаркт», которая по-русски – «сердечный припадок», говорят о безнадежной архаизме «старой гвардии», потерявшей связь с собственным языком. Ну и последние слова о «жизнерадостном настроении» кажутся цитатой из Чехова или Аверченко.

Пройти мимо такого Довлатов не мог. Он пишет открытое письмо, которое появилось на страницах шестьдесят пятого номера «Нового американца» за 10–16 мая 1981 года. Напомню, что сама конференция прошла 14–16 мая. Как видите, буквально накануне поездки в Сан-Франциско Довлатов вынужден «доругиваться».

Он очень точно улавливает парадокс, клеймя советских эмигрантов, Седых фактически воспроизводит лексику по ту сторону «железного занавеса»:

Статья написана абсолютно чуждым Вам языком. Она напориста и агрессивна. Более того, в ней попадаются словечки из уголовно-милицейского жаргона. (Например – «вертухай», как Вы соизволили дружески меня поименовать.) И я искренне радуюсь этому как сторонник живого, незакрепощенного литературного языка.

Я оставляю без внимания попытки унизить меня, моих друзей и наш еженедельник. Отказываюсь реагировать на грубые передержки, фантастические домыслы и цитируемые вами сплетни. Не хочу разбираться, почему Вы извратили тему доклада Андрея Синявского. Зачем приписали Сагаловскому высказывания его героев. За что обидели доктора Проффера. Чем заслужил Ваше неуважение профессор Данлоп.

Довлатов предлагает соблюдать «правила игры», позволяющие свободно высказывать мнение об оппоненте:

Кем только я не был в жизни! «Стилягой» и «жидовской мордой». «Агентом сионизма» и «фашиствующим молодчиком». «Моральным разложенцем» и «политическим диверсантом». Мало того, я, сын армянки и еврея, был размашисто заклеймен в печати как «эстонский националист» (!?!).

В результате я закалился и давно уже не требую церемонного отношения к себе. Что-то подобное я могу сказать и о нашей газете. Редактируемый мною еженедельник – не хризантема. Его можно изредка вытаскивать с корнем, чтобы убедиться, правильно ли он растет. Мне кажется, ему это даже полезно.

Короче, быть резким – Ваше право старшего, или, если хотите, – право мэтра.

Таким образом, меня не унижает форма Ваших словоизъявлений. Меня интересует не форма, а суть.

Далее речь идет о дешифровке претензий редактора НРС: