Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Аксёнов попросил пригласить Анатолия Гладилина; это было сделано с условием, что тот остановится у него. Войнович просил на том же условии пригласить Наума Коржавина (за билеты Войновича платил его издатель, а проживание оплатил сам Войнович); согласились мы и на это. Но кому-то пришлось отказать – например, Юрию Мамлееву и Льву Лосеву, о чем я теперь сожалею, а также Вадиму Нечаеву, писавшему мне, что «готов прилететь… на воздушном шаре».

Нечаев показал себя смелым и решительным человеком: путь предстоял долгий и опасный, так как писатель жил во Франции. Есть в этом что-то жюль-верновское. Были и по-своему трогательные эпизоды. Из Иерусалима Матич позвонил профессор Серман и долго уговаривал пригласить на конференцию его жену, Руфь Зернову. Альтернатива – участие в статусе «стороннего наблюдателя» была воспринята адекватно. Как прямое и недвусмысленное оскорбление. Лев Халиф, в наряде которого Довлатов ходил на встречу с редактором «Нью-Йоркера», написал Матич гневное письмо. Через некоторое время под драматическим названием «Чувство когтя» он опубликовал его в «Новой газете» Рубина. Проведя анализ участников конференции, Халиф пришел к выводу, что среди них преобладали авторы «Ардиса», что вызывало законное беспокойство по поводу объективности отбора. Понятно, что книги самого Халифа не выходили в издательстве Профферов: это с лучшей стороны характеризует профессиональный вкус владельцев «Ардиса».

Главная интрига конференции связана с именем Владимира Максимова, главного редактора «Континента». Отказ Солженицына от участия, если это можно назвать отказом, не снял вопроса об авторе «Архипелага ГУЛАГ». Так или иначе, но культурная эмиграция постепенно определялась: за Александра Исаевича или против. Максимов принадлежал к тем, кто был за. Свое мнение о предстоящем событии Максимов излагает в письме к Аксёнову от 4 апреля 1981 года:

Дорогой Вася!

Только что получил афишу конференции в Лос-Анджелесе. Я и раньше чувствовал, что затея эта носит недобросовестный характер, но все же не предполагал, что до такой степени. Эту конференцию можно назвать не конференцией «писателей третьей эмиграции», а совещанием авторов «Ардиса» с двумя-тремя приглашенными из посторонних. Только, уверяю тебя, напрасно устроители взялись составлять свой список русской литературы за рубежом и определять, кто в ней есть кто. Списки эти составляет время и непосредственный литературный процесс, а не Карл Проффер (при всем моем уважении к нему) и не Ольга Матич.

Понятно, что Максимов не знает о некоторых раскладах, иначе имя Матич вряд ли прозвучало в подобном контексте. В следующем пассаже дается краткая энергичная характеристика участников конференции, после чего следует переход к наиболее болезненному вопросу: