Есть такой «толерантный» взгляд на искусство: дескать, у каждого свое искусство. Одна милая американка так и сказала мне, что у каждого свой вкус, а, так сказать, «вкус вообще» – это русские выдумали. К сожалению, должен ее заверить, что русские вкуса не выдумывали. Я бы очень гордился, если б это сделали русские, но сделали это французы, в XVIII веке. Именно они тогда открыли, что есть законы вкуса, и попытались их нащупать. Ни у кого нет окончательного ответа на вопрос, что это такое, но то, что общий вкус и общее понимание есть и должны быть, по-видимому, признают все, раз за это идет борьба. Литературная борьба, когда есть литературный процесс.
На замечание о превышении регламента поэт гордо заявил, что «может кончить в любой момент». При корректуре книги Коржавин вычеркнул этот неудачный и двусмысленный оборот. Хотя чувство прекрасного требует удаления всего выступления.
От неловкой реплики Коржавина отталкивается следующий докладчик – Лимонов:
В отличие от предыдущего оратора я не могу кончить в любой момент, и мне несколько трудно после такого эмоционального выступления завладеть вашим вниманием… Я вообще собирался говорить по-английски, но мой сосед Алёша Цветков сказал мне: «Не выпендривайся, будь как все». Я постараюсь.
О трудности выполнения обещания «не выпендриваться» совсем скоро. Теперь несколько слов о том, как обыгрывает этот микроэпизод Довлатов. Вот как разворачивается мимолетный обмен репликами в «Филиале»:
Потом состоялась дискуссия. Каждому участнику было предоставлено семь минут. Наступила очередь Ковригина. Свою речь он посвятил творчеству Эдуарда Лимонова. Семь минут Ковригин обвинял Лимонова в хулиганстве, порнографии и забвении русских гуманистических традиций. Наконец ему сказали:
– Время истекло.
– Я еще не закончил.
Тут вмешался аморальный Лимонов:
– В постели можете долго не кончать, Рувим Исаевич. А тут извольте следовать регламенту.
Все закричали:
– Не обижайте Ковригина! Он такой ранимый!
– Время истекло, – повторил модератор.
Ковригин не уходил.
Тогда Лимонов обратился к модератору:
– Мне тоже полагается время?
– Естественно. Семь минут.
– Могу я предоставить это время Рувиму Ковригину?
– Это ваше право.
И Ковригин еще семь минут проклинал Лимонова. Причем теперь уже за его счет.
Эпизод разворачивается, уплотняется, приобретает символичность. Лимонов, представляющий новое поколение писателей, наслаждается вниманием со стороны старшего поколения. Град проклятий со стороны Ковригина-Коржавина не пугает, а забавляет его. «Забвение русских гуманистических традиций» – обветшавший штамп, вроде значимый только для увлеченного оратора. Но если присмотреться, то «отступник» прекрасно осознает себя как «нарушителя границ». И это означает одно – наличие их в собственном сознании. Те, кто забыл «по-настоящему», не знают, что они что-то нарушили. Лимонов в дальнейшем выступлении поднимает планку «святотатства» еще выше, заявив: