Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Время перемещает какие-то акценты, ретуширует контуры, отодвигает на задний план минутные исторические реалии. Достоевский написал «Бесы» как идеологический памфлет, а сейчас мы читаем «Бесы» как изумительный роман. Дело Нечаева забыто, оно интересует специалистов, историков, а фигура Степана Трофимовича Верховенского, например, преисполнена жизни. Герцен создавал «Былое и думы» как политические мемуары, отображая многообразные социальные коллизии и прибегая к тончайшей идеологической нюансировке, мы же читаем «Былое и думы» как великолепную прозу. Если перечитать через двести лет солженицынского «Теленка», мне кажется, никого уже не будет интересовать личность Тевекеляна или подробности взаимоотношений Литфонда с Оргкомитетом ЦК, останется великолепная, замечательная проза. Через двести лет «Иванькиада» останется как замечательная трагикомедия, а Куперштока, скажем, не будет, и он перестанет кого бы то ни было интересовать. Сто лет назад было все: были правоверные, были либералы, был самиздат, были диссиденты. Особняком, скажем, возвышался Лев Толстой с нравственными и духовными поисками, сейчас эту территорию занимает, допустим, Битов или покойный Трифонов. Я говорю только лишь о пропорциях. Многие из нас восхищаются деревенской прозой Белова, Распутина, Лихоносова. И эта тенденция жила сто лет назад. Можно назвать имена Слепцова, Решетникова, Успенского. Все было, и всякое бывало. Мне кажется, что любой из присутствующих сможет обнаружить в истории литературы своего двойника. Вот так я хотел бы ответить на заданный вопрос. Литературный процесс разнороден, литература же едина. Так было раньше, и так, мне кажется, будет всегда.

Некоторые из выступавших следом уловили опасный поворот. Владимир Войнович ответил:

Довлатов тут говорил о литературном процессе. Литературный процесс – это все, что сегодня пишется, хорошее или плохое, а литература – это то, что выходит за рамки этого процесса. Так вот, в пределах советской официальной литературы уже и процесса никакого нет.

Выступления других участников конференции особо не впечатляют. Часто поминается Мальцев, делается глубокое заключение о том, что «есть две литературы: есть литература хорошая, и есть литература плохая». Сентенция принадлежит Гладилину. Ради того, конечно, стоило прилетать из Парижа.

Среди участников конференции, разных по темпераменту и глубине ощущения своей исторической правоты, особо выделился один представитель старшего поколения. Его появление на конференции изначально не планировалось. Обратимся к «Филиалу». Участники в начале работы решают организационные вопросы: