Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Как всегда в чужих краях, со мной случился маленький анекдот. Я обладаю «синдромом политбюро» и не могу читать без бумажки. Поэтому, когда я получил программу нашей трехдневной встречи, я подготовился и с некоторым пафосом написал пару страниц вот на эту самую животрепещущую тему: одна литература или две. Сейчас я забыл это выступление.

Когда я думаю о проблеме существования писателя в изгнании, я разлуку с родиной воспринимаю как садистически извращенную форму изгнания. При размышлении об искусстве, о существовании зарубежном есть моменты, которые настраивают меня на бодрый лад, потому что я чувствую возможность здесь, в нелегкой во многом атмосфере, соответствовать способностям, отпущенным Богом, духу и гению родного языка и чувству состояния мира, чувству реальности. Но вдруг на Западе у меня появилось ностальгическое размышление о критике. Потому что читатель наш действительно там, в России. Критика, существующая даже в советских условиях, бывает и интеллектуальна, и темпераментна, и эрудированна, т. е. критика бывает интересна.

Увы, зарубежная русская критика покушается на «лексику писателя». Если брать самого автора «Николая Николаевича», то не все оценили обсценную лексику его прозы. Хотя применительно к этой известнейшей повести Алешковского понятие «обсценная лексика» звучит несколько тавтологично. В финале выступления писатель с заметным косноязычием повторил мысль о необходимости «настоящей», «правильной» критики:

Я думаю, что эта проблема критики не случайно сегодня звучала в выступлении Андрея Синявского, и это больше, чем ностальгия, собственно, по критике, это ностальгия по путеводителю, путеводителю по нашим страницам, по нашим строениям. К строениям я отношу наши повести, рассказы, поэмы, стихи и т. д. Спасибо за внимание.

Наконец пришло время для выступления Довлатова. Начал он традиционно, сказав о несомненных признаках разделенности русской литературы. Более того, он выделил не два, а три уровня отечественной словесности:

Тема нашей беседы – две литературы или одна. Мне кажется, вопрос сформулирован недостаточно четко. Речь должна идти не о литературе, а о литературном процессе, о различных формах, уровнях и тенденциях литературного процесса. Литература – это то, о чем пишут в школьных учебниках. Мы же, собравшиеся здесь журналисты, беллетристы, критики, издатели, независимо от разряда дарования, являемся участниками литературного процесса. В этом процессе сосуществуют различные тенденции, их не одна и не две, как указано в программе, а, мне кажется, целых три, как в сказке. То есть официальная верноподданническая тенденция в Советском Союзе, либерально-демократическая там же, и зарубежная часть литературного процесса плюс самиздат, поскольку самиздат тяготеет к литературе в изгнании.

Разделение на три названных потока можно без труда увидеть и в истории литературы: