− Про свечку здорово, − Лисэль сменила позу. Теперь она полусидела, опершись на отставленные назад руки, а пальцами ног придумала трепать кисею балдахина. Мастерство дразнить мужчин, она освоила давно и превосходно. Утолиться женщиной еще не удалось ни одному из них.
− А сам стих?
− Еще никто не додумался сочинять во славу моей дырки!
− Не припишу себе чужих талантов, − отказался Колин от авторства фривольных рифм.
− Для любовника ты слишком честен, − не хвалят его, а подозревают в утонченной хитрости. Но хитрость ему зачтется.
− Я всегда честен с женщинами, − готов убедить любовницу унгриец. Готов поступиться толикой времени. Иначе, зачем он здесь, с ней?
− Даже с которыми спишь? - спрашивают, но не собираются верить.
− С ними обязательно, − серьезен Колин. Женщины любят слышать о своей исключительности. Но ,,сладкоеˮ хорошо в меру, не приучить к нему.
Камер-юнгфер крутнулась на бок, подставив ладонь под щеку и чуть прикрыв бедра покрывалом. Скромная обнаженность столь же убийственна для любовников, сколь и бесстыжая нагота. Она готова опробовать на Колине весь неисчерпаемый запас своих уловок. Отобрать наиболее действенные на него.
ˮОтчего старухи старательно изображают игривых девочек?ˮ - не обязательный вопрос унгрийца ни к кому. − ˮНе потому ли, будучи еще наивными девочками, из кожи лезли выглядеть многоопытными курвами?ˮ
− Гляжу, прибавился увядший букет, − указал Колин за стекло в узорах предзимья. - Выгнала беднягу Фосса? Подозреваю, всякий раз, выставляя ненаглядного, цветы отправляешь мерзнуть на балкон. Там уже целый ледяной розарий.
− Другим наука, − предупредила Лисэль. Она ведь так и поступала. Надоевшего любовника в одни двери, букет в другие.
− И в чем она?
− Не быть скучным и заурядным! - открыли рецепт успешности у женщин.
− Начинаю сожалеть, что я из какой-то там Унгрии, − дразниться Колин. Любовная игра его нисколько не забавляла, но таковы непреложные правила подобных игр.
− Это поправимо, - обещают унгрийцу самым серьезным тоном, и усомниться в обещанном не приходиться. Он волен понимать обещание по-своему. Любимый попугай на жердочке, с цепкой на лапке. Какие перышки! Какой носик! Незавидная участь многих. Скажи, здравствуй. Скажи, до свидания!
Лисэль перекатилась на живот, по-кошачьи грациозно потянулась, приподнимая зад. Поморщилась. Зашипела изласканной кошкой.
− Ты самый развязный любовник! - пожаловалась женщина на дискомфорт. − У меня все болит!
Но это приятный дискомфорт, вызывающий феерию воспоминаний. Прежние любовники теперь казались ей мертвыми и параличными, серыми и никчемными, ни к чему не способными, не на что не годными.
− С лестницы не падала? - полон насмешливого участия Колин. - В детстве или на днях.
− Ему весело! Я встать не могу. И сесть!
− Тебе не следует много пить вина. Твои фантазии, − унгриец стыдливо прикрыл глаза рукой.
− Ах, оказывается, я же виновата! - игриво возмущена камер-юнгфер. - А ты паинька?!
− Меня воспитали в строгости.
− В строгости? А откуда паинька умеет Маслобойку?
Колин пошлепал ладонь по воде. Вот так? Ему весело. Не из-за затеянных словесных игрищ с Лисэль. Не столь давно, из ушата, с ним разговаривала гранда. Какую встречу считать трагедией, а какую фарсом?
− Спрошу о том же уважаемую эсм камер-юнгфер. И про Ножницы. И про Многоножку. И про...
Лисэль шутливо погрозила ему, замолчать.
− А я спрошу о том же нескромного паиньку.
− Это допрос? - Колин спрятался под подбородок в воду. - С пристрастием?
− Пока нет.
− Зачем?
− Хочу знать тебя лучше.
− На вкус? - продолжалась игра в любовные царапки.
− Это уже мое дело.
− Звучит угрожающе.
− Рада, что понимаешь, сколь опасно мне перечить, − вяжутся тенета слов. В мастерстве их создания каждый мнит себя непревзойденным ловчим, но не простофилей угодить в них.
Колин поднял руки - сдаюсь!
− Я приглашена к Юдо, − доверительно поведали унгрийцу. − Просили прихватить и тебя.
Не очень тонко. Прихватить. Но очень верно. Статус барона и советника гранды не причина пускать в приличный дом. То, что он унгриец ничего не прибавит к желанию его видеть. Скорее убавит. Все решает количество сплетен. Их направленность к осуждению или похвале. Злодейство и добродетели равно востребованы. Недоброе в предпочтениях.
ˮЧем гуще слюна, тем дальше плевокˮ − не притязал на откровение Колин.
− Достойные люди?
− Колин! - рассмеялась Лисэль. - Ты несносен! - маленькая подушечка шмякается не поразив цели, но свернув со стола подсвечник. − Юдо из вердюров. И родня Гелстам. Это те, у которых родословная длиною в аршин и земли, десятая часть королевства. Кстати, по легенде, именно Гелсты уступили короне кусок пустоши возвести столицу.
− Дерьма не жалко.
− Колин!
− И что мне у них делать?