Читаем Дождливое лето полностью


И наконец последняя запись такого рода.

«И до и после о Крыме было написано немало книг гораздо лучшего качества, но ни одна не пользовалась такой популярностью, как «Практический путеводитель по Крыму» Григория Москвича. Ничего, казалось бы, особенного, но дельные советы о маршрутах, информация о ценах, подробные карты и планы, которые и по сей день не потеряли практической, именно практической ценности, исторические сведения… А что еще нужно?

Как удивительно сегодня читать:

«Из Симферополя в Ялту отправляются или дилижансом, или в экипажах, или, наконец, на почтовых. Экипажи в тройку в Симферополе очень удобны, берут до Ялты 25 руб. и дороже (цена колеблется смотря по времени года). Извозчик едет без перепряжки и обыкновенно употребляет на проезд, с отдыхом и ночевкой в Алуште, одни сутки…»

Автор не лишен юмора. Приводя таксу извозного промысла, он пишет: «В Ялте существуют для извозчиков определенная такса и правила, которые всё предвидели, кроме способа, как именно заставить извозчиков возить по таксе».

А был еще у Москвича путеводитель по Кавказу, были издательство и книжная торговля…

Крымский путеводитель выходил до революции множество раз, уточнялся, совершенствовался, сменил «экипажи в тройку» на автомобиль — шел в ногу со временем. Фирма, по-видимому, процветала.

Я никогда специально не думала об этом Москвиче, но, попроси кто-нибудь, нарисовала бы, исходя из его же путеводителя, портрет шустрого, преуспевающего, ловкого, неунывающего и т. п. господина, который и в огне не горит, и в воде не тонет.

Куда он девался после революции? Право, не задумывалась. Он был для меня сродни явлениям из давнего прошлого, к которым мы большей частью испытываем лишь академический интерес.

Тень давно прошедшего — вот чем были для меня карманного формата книжечки его путеводителя, первые издания которого вышли еще в 80-е годы прошлого века.

А недавно нечаянно узнала, что Москвич глубоким и дряхлым стариком дожил в Ялте до второй мировой войны, жил здесь в оккупации и был расстрелян в конце 1943 года. Жил, голодал, пока кто-то не донес в полицию, что этот старик — еврей-выкрест».


Был то ли слишком поздний, то ли слишком ранний час. Во всяком случае, на улице послышалось шарканье метлы дворника.

То ли слишком поздно, то ли слишком рано… Надо бы все-таки прилечь, поспать, и не мог оторваться от теткиных папок. Ладно, эта будет последней на сегодня…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза