Драгун, на Кавказ!

– Я вчерась у их благородия убирался, так сам слышал, как он с другими офицерами спорил, когда из других депо сюда партии ждать, – подтвердил их рассказ Никита. – А те говорят, что рано ещё, дескать, в прошлом году аж до середины мая никого не было.

Старшую рекрутскую роту начали спешно готовить к выпуску.

– Каждый полушубок, рукавица, шапка или зимние панталоны должны быть постираны и подшиты, – зачитывал требования будущим выпускникам командир роты. – А если какой нерадивый рекрут не приведёт выданное ему казённое имущество в надлежащий вид, то оного от него не принимать, а всё вычесть в тройном размере. Помимо того на него наложить самое строгое наказание, а в полк к месту будущей службы отправить штрафную квитанцию.

– Знайте, обалдуи, – сурово оглядел строй штабс-капитан, – скорый выпуск из нашего депо вовсе не означает, что вы можете рассупониться и забыть про строгую военную дисциплину. У нас разговор с нарушителем тут всегда короткий, а наказание, как и положено, – это палки, карцер и письмо к полковому командиру вашей будущей службы с приложением квитанции на вычет. Несладко вам будет с таким-то вот багажом службу на новом месте начинать. Так что исполняйте все, как и положено, с ревностным усердием и превеликим послушанием. Сегодня четверг, значит, до субботы все, что положено, сдавайте, а с понедельника у вас последняя неделя службы в депо пойдёт.

Тимохе пришлось труднее, чем всем прочим. Многие парни и мужики ещё с мальцов привыкли в семье работать с дратвой и хомутной иглой, чиня лошадиную упряжь, обувь или зимнюю одёжу. У Гончарова же такого навыка вовсе не было, а старший каптенармус депо был неумолим, находя всё новые изъяны в «сдатном» имуществе. Выручил, как обычно, друг Лёнька.

Каждый из заканчивающих обучение получил на руки по сорок восемь копеек.

– Да как же так?! – роптали рекруты, поставившие крестики на листах напротив своей фамилии. – Говорили же, что месячное жалованье рекрута – это ровно половина от солдатского. У нас уже девять за спиной, а дали как за один!

– И этого не будет, коли и дальше языками станете чесать, – нахмурившись, сказал им фельдфебель. – У вас тут вычетов за всё изрядно, сколько казённого добра перевели, так что радуйтесь, что и это дали, а то как бы ещё и должны не остались!

В последний понедельник роту пригнали на стрелковый полигон. В ста шагах от стрелковой линии у крутого откоса холма стояли высокие дощатые мишени.

– Первых десятерых подгоняйте, – махнул фельдфебелю штабс-капитан. – Да пускай за каждым унтер-офицер или ефрейтор встанет и приглядывают внимательно, а то они настреляют тут у нас.

– Не спешим, целый месяц учились «вхолостую» палить, вот теперь из настоящего ружья стрельнёте. Повезло вам нынче, оболтусы, давно я не помню такого, чтобы рекрутам давали пострелять перед самой инспекцией. Спасибо их сиятельству, не забыл свои слова, когда сюда приезжал. Каптенармусу выдать каждому по два патрона!

Первая партия рекрутов получила свои бумажные цилиндрики, где вместо привычного уже всем речного песка был настоящий порох, и приступила под контролем унтеров к зарядке фузей. Пальцы от волнения тряслись, порох сыпался мимо, но процесс зарядки неумолимо приближался к своему апогею – к выстрелу.

– Товсь! – выкрикнул штабс-капитан, увидев, что все десять унтеров, стоящих за стрелками, подняли вверх руку.

Тяжёлое пехотное ружьё жёстко упиралось прикладом в Тимкино плечо. «Какое же оно всё-таки неудобное! – думал он, косясь на стоявшего сбоку от шеренги ротного. – То ли дело отцовская ижевская МР-шка, полуавтомат. Жаль, что так мало из неё довелось пострелять. Она и в самом хвате даже лежала как литая, а тут что, какая-то пародия на ружьё! Не уравновешена, вот оттого, наверное, и кажется такой тяжёлой. Прицелов здесь, считай, что и вовсе даже нет. Приклад давит на плечо словно бы кирпич, ни о какой эргономике и речи даже нет, да тут, небось, и слова-то такого не знают».

– Курок взвести! – донеслась команда ротного.

В спину больно толкнули, и раздался негодующий крик ефрейтора:

– Гончаров, команду выполняй, не спи!

– Так точно, виноват, – откликнулся тот и отщёлкнул курок на себя.

– Целься! – выкрикнул команду штабс-капитан, и тут же, перебивая его, хлопнул первый выстрел.

– Кто стрелял без команды?! – закричал он, багровея лицом. – Ружьё и оставшийся патрон отобрать, самому виновному всыпать десять палок!

Пока происходили все эти разбирательства, шеренга стрелков стояла с наведёнными в сторону мишеней ружьями. Руки у рекрутов уже начали уставать, весеннее солнце нещадно палило, и по щекам у многих пробежали первые капли пота.

– Не опускать ружья, не опускать! – слышались за спиной окрики унтеров. – Блохин, куды у тебя ствол клюнул?! А ну подыми ружжо быстро, а то тоже, как этого дурня, выпорют, и не поглядят, что в отличниках! Тут дело важное, боевая стрельба как-никак, а не деревенские гулянья на околице.

Наконец порядок был наведён, ружьё у бедолаги и оставшийся патрон отобрали, а самого его повели в сторону пороть.

– Целься! – последовала повторная команда от их благородия.