Дракон должен умереть. Книга III

Ленни стоял рядом, озабоченно глядя, как Генри укладывает вещи в котомку.

— Конечно.

— Но ведь в этом больше нет смысла. Там никого нет. И, кстати сказать, вообще не известно, осталось ли от дома что-нибудь.

— Не говори глупостей. Ему не могло ничего сделаться за три года.

— И все же...

— Ленни. Пожалуйста, — Генри повернулся к нему. — Отпусти меня. Мне очень нужно побыть одному. Понимаешь?

Ленни не понимал. Его натуре были совершенно чужды тонкости вроде рефлексии или стремления к уединению. Но он прекрасно знал, что у Генри были свои причуды, и хорошо умел чувствовать, когда этим причудам следовало потакать.

— Я пробуду там недели две. Может, дольше. Поохочусь, приведу дом в порядок. Не волнуйся. Я вернусь.

Ленни кивнул. Судя по всему, ему был обеспечен как минимум месяц категорического безделья — потому что Генри редко возвращался в означенный срок.

И Ленни не ошибся.

***

Генри соскучился по горам, их совершенной тишине и абсолютному спокойствию. Кроме того, он чувствовал свою вину в том, что дом Сагра, скорее всего, медленно приходит в упадок, а он ни разу там не побывал. Генри казалось, что он в некотором роде получил это место в наследство.

Была середина осени. Горы, как и всегда, были безмолвными и равнодушными, и это успокаивало. Генри успел устать от чуткой проницательности своей матери, которая видела его насквозь и прекрасно понимала, что он чувствует. Поэтому сейчас Генри с удовольствием прислушивался к совершенному безмолвию, висевшему над верхушками деревьев вместе с густым туманом. Безмолвие ни о чем не спрашивало, оно не следило за ним с сочувствием или беспокойством — оно просто висело, мягко и неслышно, как и положено безмолвию.

Дом оказался в худшем состоянии, чем Генри ожидал. Крыша в нескольких местах прохудилась и начала течь, внутри было сыро, местами появилась плесень. Печка тоже пришла в полную негодность, при первой попытке растопить ее дым повалил изо всех щелей, и Генри долго держал двери нараспашку, чтобы в доме снова стало возможно дышать. В результате ему пришлось разводить костер на улице и готовить еду на нем. Спать в доме первые ночи тоже было неуютно — сырость и холод пробирали насквозь, воздух был затхлым и стылым.

Но Генри был рад. Ему предстояло столько работы, что он мог спокойно ложиться спать, не боясь, что назавтра ему нечем будет заняться. Он разобрал печь и сложил ее заново. Починил крышу. Половицы прогнили в тех местах, где на них попадала вода — он переложил пол. По ходу дела Генри вспоминал все, что ему когда-либо объяснял Сагр — о плотницком и столярном деле, о свойствах дерева, о правильном устройстве дымоходов, крыш и дверей, — осознавая, что едва ли не все эти полезные навыки он получил когда-то давно именно здесь. Он мог — теперь Генри понимал это, — жить здесь сколько угодно. При желании — всю жизнь. И это желание возникало у него все чаще.

Он много охотился — и в конце концов дичи стало столько, что Генри решил спуститься в деревню за солью. Кроме того, он почувствовал, что уже достаточно времени провел в одиночестве — можно было разбавить его каплей общения с живыми людьми.

В деревне были ему рады, как и всегда. Генри уже общался со старостой по дороге из Тенгейла, поэтому сейчас все темы для обсуждения сводились только к сетованию на промозглую погоду и предсказаниям ранней зимы. Лишь в самом конце, когда Генри принесли наконец соль, и он собирался уходить, староста спросил его:

— Не сочтите за грубость, ваша светлость, но вы надолго здесь?

Генри слегка нахмурился.

— Еще не уверен, — ответил он осторожно. — А к чему вы спрашиваете?

— Да хотелось узнать, поедете ли вы на торжества.

— Какие торжества?

— Как это какие! Или вы не знаете? — удивился было староста, но тут же сообразил. — А, ну конечно! Вы же уже вторую неделю в горах. Наша королева выходит замуж.

Генри, который укладывал соль в свою котомку, замер.

— И кто же будет королем? — спросил он, не подымая головы. Контролировать голос было проще, если не нужно было думать про лицо.

— Говорят, за старшего из сыновей лотарского князя, как бишь его?..

— Брайан, — машинально подсказал Генри.

— Верно, Брайан. А вы его знаете, милорд?

— Да, — очень спокойно ответил Генри, выпрямляясь. — Спасибо за соль, — вежливо добавил он, закидывая котомку на спину и собираясь уходить.

— Так вы поедете на торжества, ваша светлость? — спросил староста.

— Возможно, — сухо бросил Генри, не оборачиваясь, и поспешил прочь, пока староста не успел спросить еще что-нибудь.

Дойдя до переправы через ручей, Генри подумал: «Ну и отлично. Пускай выходит замуж. Непонятно, правда, как они уговорили лотарца с их обычаями жениться на женщине без ребенка — но это не мое дело. Это не имеет ко мне никакого отношения».

Начав подниматься по тропе вдоль скалы, он подумал: «Пускай выходит замуж. Но почему, о Тьма, она выходит замуж именно за этого идиота?»

Остановившись, как обычно, передохнуть на широкой каменной ступени под самым обрывом, он вынужден был признать: «Дело не в том, что он идиот, а в том, что она выходит замуж».